22 июня 2023 года. Так сложилось, что в этот день оказываюсь на кладбище хутора Верхнечирского — приехал привести в порядок могилу отца Секретёва Александра Дмитриевича. Завершив все необходимые дела на месте захоронения отца решил пройтись по кладбищу и помянуть всех своих ушедших земляков с которыми когда-то жил в одном хуторе. И вот неожидано выхожу на могилу Шумкова Саши, который будучи тринадцати лет от роду трагически погиб в 1969 году.
До сих пор из памяти не стёрлась та жуткая трагедия. Саша погиб от взрыва миномётной мины, которую он пытался разобрать. И сразу в памяти всплыли все мои сверстники, которые погибли или были покалечены в похожих ситуациях.
В те описываемые выше времена (конец 60-х — начало 70-х годов ХХ века) с момента окончания боёв прошло уже более 20-ти лет, но смертельно опасных боеприпасов в земле было огромное количество. Помню в детстве ездил с отцом по полям первого отделения совхоза Бурацкий (отец был агрономом этого отделения) и обычным делом было для меня наблюдать стоящие на «попа» у дороги вдоль пашни множество снарядов и миномётных мин выпаханных плугом и ждущих приезда сапёров. Особенно много, помню, было таких «выставок» вдоль грейдера от Верхнечирской до Пятиизбяновки на нагорной части, не доезжая поворота на бывший хутор Скиты. Припоминаю, что у меня при виде такого количества неразорвавшихся боеприпасов всегда возникало желание поподробнее узнать о тех жутких боях после которых осталось столько опасных свидетельств.
И вот по прошествию множества лет мне, занявшемуся краеведением, представилась удача и приоткрылась временнáя завеса тех лихих дней.
Итак, 12 августа 1942 года. Место действия — шоссе (шоссе — под таким термином эта дорога в период Великой Отечественной войны фигурировала в советских и в германских боевых отчётах и донесениях) проложенное от железнодорожной станции Чир до станицы Пятиизбяновской, участок в районе примыкания к шоссе дороги от хутора Скиты.
До этого накануни 7-го августа началось мощнейшее наступление немецко-фашистских войск в районе хутора Новомаксимовского. Оборонявшая станцию Чир 112 стрелковая дивизия под напором многократно превосходящих сил 6-й германской армии 8-го августа вынуждена была отойти на левый берег Дона взорвав за собой Рычковский железнодорожный мост и сосредоточиться в районе хутора Логовского напротив хутора Скиты. На правом берегу Дона остались отрезанными от переправ через Дон и были окружены несколько дивизий 64-й армии и почти вся 62-я армия. Советское командование принимает решение силами 112-й стрелковой дивизии переправиться через Дон в районе хутора Скиты и обеспечить выход из окружения частей и соединений 62-й и 64-й армий.
Далее по тексту следует перевод воспоминаний участника тех событий с немецкой стороны обер-лейтенанта Виганда Вюстера (Wigand Wüster) командира 10-й батареи IV дивизиона 171-го артиллерийского полка 71-й пехотной дивизии 6-й армии Вермахта.
Обер-лейтенанта Виганда Вюстера (Wigand Wüster). 1942 год.
«…11 августа 1942 года — мой 22-й день рождения. В ночь после дня моего рождения батарея совершала марш по широкому песчаному шоссе вдоль Донского берега. Мы должны были переправиться через реку Дон где-то дальше севернее. Мне был неизвестен походный порядок согласно которого мы должны были двигаться, но было понятно, что некоторые подразделения дивизиона шли впереди нас.
Получив приказ на марш, я выполнял его без карт и без знания общей оперативной ситуации. Меры предосторожности командованием не были предписаны и поэтому мне они представлялись излишними. Около 3-х часов утра справа впереди, ниже к Дону раздались первые выстрелы. Это был исключительно стрелковый бой. Сначала данный факт никого из нас не встревожил.
Но вскоре нашей сонной идиллии пришёл внезапный конец, когда к нам галопом подскакал конный вестовой и сообщил, что русские перешли Дон и напали на шедшую впереди нас 11-ю батарею. Сразу же возник вопрос о местонахождении штаба дивизиона и 12-й батареи, ответа на который у нас не было. Что нам делать? Двигаться дальше было слишком рискованно. Нужно ли нам было развернуться и отойти назад? Но этот манёвр тоже не имел большого смысла и мог иметь фатальные последствия — и позади нас русские также могли переправиться через Дон.
Стало ясно, что между Доном и дорогой, на которой мы находились, наших войск больше не было. Возможно мне надо было дождаться каких-то приказов от командования? Но связи с командованием не было — мы даже не знали, где находился наш командир дивизиона Бальтазар (Balthasar), который только недавно вернулся из госпиталя. «Немного подождать — не будет неправильным решением“ подумал я. Поэтому приказал весь транспорт укрыть в кустах, а четыре гаубицы замаскировать и подготовить к стрельбе в направлении Дона. Приняв данное решение, я лишал батарею возможности быстрого отхода. Но без этого при появлении русских невозможно было бы использовать свои орудия. Я выдвинул наблюдательные посты вперед по дороге и всеми имеющимися людскими ресурсами начал оборудовать оборонительные позиции для ведения ближнего боя, куда выставил два зенитных пулемета, снятых с автомобилей. Затем я послал лейтенанта Лохманна (Lohmann) вперед с двумя радистами, для того чтобы они смогли, как только рассветёт, корректировать огонь орудий по противнику.
Пока дорога оставалась пустой. Никто не шёл по ней к нам ни с фронта, никто не ехал с тыла. На открытом месте мы чувствовали себя одинокими и забытыми. Спереди слышался усиливающийся стрелковый бой. В тревожном ожидании мы замерли на своих позициях.
После рассвета Лохманн (Lohmann) вышел на связь по рации. У него не было достаточной информации о местоположении противника, но он засёк русскую переправу с лодками и плотами. Для демонстрации хотя бы какой-то своей активности мы дали залп по переправе.
Наш артиллерийский огонь, оказался лучиком надежды для 11-й батареи, которая была на марше впереди нас по шоссе. Несколько конных и пеших артиллеристов 11-й батареи прибыли на нашу артиллерийскую огневую позицию и сообщили, что их батарею внезапно из темноты атаковали русские. Орудия и транспортные средства были ими брошены и всё ещё стояли на дороге в походном положении. Прибывшие также сообщили, что едва успели спастись. Командир 11-й батареи вступил в бой с приближавшимися русскими, используя свой личный состав как пехоту. Где находятся остальные подразделения дивизиона? Неизвестно.
Стрелковый огонь стал приближаться и наконец к нам прибежал боец с наблюдательного поста с криком: «Русские идут!». Ситуация становилась очень щекотливой. Я дал указания командирам орудий приготовиться вести огонь прямой наводкой, распределил подносчиков снарядов и организовал „заградительный отряд“ под командованием двух вахмистров, которые выдвинулись вперёд и должны были, как можно раньше, открыть огонь по противнику. Ездовые с лошадьми располагались в укрытии. Только у них у единственных осталась возможность отступить, если опасность будет слишком велика.
Когда на дороге показались первые силуэты на фоне утреннего неба — я медлил, желая быть абсолютно уверенным, что это и вправду русские, а не наши отступающие бойцы. После непродолжительной паузы отдал приказ, который много раз сам слышал, будучи командиром орудия в Польше: «Командирам орудий — дистанция тысяча метров — огонь!». Сразу спало оцепенение и исчез ком в горле. Четыре снаряда вышли из четырех стволов одновременно, как один выстрел. Ещё до того, как успели перезарядить орудия, мои стрелки и пулемётчики открыли огонь.
Русские явно не ожидали наткнуться на нашу батарею. Они опешили и стали отступать, ведя яростный ответный огонь. На их правом фланге чётко слышалась стрельба из стрелкового оружия — наверняка это были остатки 11-й батареи. Мои стрелки перешли в атаку, выскочив на открытое место и ведя огонь стоя в полный рост. Лохманн (Lohmann) снова вышел на связь. Он наблюдал за отступающими русскими и корректировал огонь орудий с наших закрытых позиций по ним, а также огонь по переправе.
Для нашей 10-й батареи на этот раз всё складывалось удачно. Я был горд за своих артиллеристов, которые до этого ни разу не участвовали в ближнем бою. Бойцы выполняли свою работу со спокойной уверенностью в себя, хотя в стрелковом бою им всё же следовало держаться пониже, чтобы не становиться мишенями. Необходимо было по этому поводу их проинструктировать, ведь ни у одного из них не было пехотной подготовки также, как и у меня таковая отсутствовала. Хотя у каждого моего бойца была возможность сбежать, но все остались на своих боевых позициях.
Чуть позже приехал обер-лейтенант Бальтазар (Balthasar), на которого ранее я составлял жалобу из-за несправедливого дисциплинарного взыскания. Это была первая наша с ним встреча после того, как он получил ожоги, впрочем, уже давно зажившие. Он был в бодром расположении духа. Машины 11-й батареи и штаба дивизиона удалось отбить. Они так и стояли на дороге, получив лишь незначительные повреждения, которые даже не заслуживали внимания. Русские были обескуражены нашим артиллерийским огнём, который к тому же ещё и угрожал их переправе. Поэтому они и отступали несмотря на то, что перед ними были неполноценные пехотные подразделения, а всего лишь артиллеристы выполнявшие функции пехотинцев.
Вскоре с юга к нам на помощь подошла мотострелковая рота 24-й танковой дивизии. Бальтазар (Balthasar) поблагодарил их за предложенную помощь, но отказался от неё, так как считал, что у него всё под контролем. Я не был с этим согласен, но вынужден был промолчать. С большой радостью мне хотелось бы предоставить нашей пехоте возможность прочесать всю местность вокруг взамен наших дилетантских пехотных импровизаций.
Мои опасения в ходе дальнейшего развития ситуации подтвердились полностью. Как только до русских дошло, что им противостоят «пехотинцы-любители», то они быстро перегруппировались и вновь начали атаку. Лохманн (Lohmann) был первым, кто понял это и постарался как можно лучше откорректировать артиллерийский огонь по неприятелю. Ожидая ухудшения развития ситуации, я послал унтер-офицера Протценштеллунга (Protzenstellung) искать нам помощи.
На этот раз мои бойцы из «заградительного отряда» сразу запаниковали и по-быстрому отошли на наши артиллерийские огневые позиции от 11-й батареи, которая, по-прежнему, продолжала стоять в походном положении на шоссе впереди нас. Мои парни больше не производили такого хорошего впечатления, как при отражении предыдущей атаки. Запыхавшиеся, они рассказывали ужасные вещи. 11-я батарея была снова захвачена, потому что там весь личный состав опять исполнял только пехотные функции, и они успели до возобновления атаки русскими отвести с дороги только лишь несколько транспортных единиц.
Как только моя батарея приготовилась к ведению огня прямой наводкой, из кустов со стороны, куда убыл Протценштеллунг (Protzenstellung) появилась наша пехота. Это оказался целый батальон нашей дивизии, начавший полноценную атаку на противника. Чувство неуверенности сразу исчезло. Наша пехота с самого начала боя подошли к делу умело и профессионально, применяя свои пулеметы и миномёты, используя складки местности для укрытия, в отличие от моих артиллеристов, которые перед этим ходили по полю скученными группами и в полный рост.
Когда мой «стрелковый корпус», набравшись смелости, захотел присоединиться к нашей пехоте, то командир мотострелковой роты дружелюбно замахал отрицательно руками. Поддержка со стороны неопытных „боевых товарищей“ — не может быть помощью, а скорее всего явится обузой для профессионалов своего дела. Солдаты из артиллерии могут без проблем обращаться с винтовкой, но у них нет никакой тактической подготовки пехотинца. Поэтому мы всегда оказывались в затруднительном положении, когда дело доходило до ближнего боя.
Однако, отдавая должное, моим бойцам следует сказать, что они всегда профессионально работали со своими орудиями, невзирая на самый сильнейший огонь противника. Каждый солдат до подносчика боеприпасов стоял до конца. Лейтенант Лохманн (Lohmann) все это время действовал безукоризненно. Ещё раз он удачно вмешался в бой, когда корректировал наш огонь по отступающим русским и особенно по их переправе, которую они пытались использовать для отступления.
После окончания боя огневая позиция нашей 10-й батареи стала сборным пунктом для всех рассеянных подразделений дивизиона. 12-ю батарею, находящуюся далеко впереди по шоссе боевые действия, кажется, не затронули вообще. 11-я батарея и штаб дивизиона понесли значительные потери и в основном на втором этапе боя, когда русские повторно атаковали.
Командир и офицер 11-й батареи погибли, адъютант дивизиона Шмидт (Schmidt) был тяжело ранен. Я ещё успел немного поговорить с Петером Шмидтом (Peter Schmidt), который превозмогая боль сообщил мне о своём разочаровании в Бальтазаре (Balthasar). Шмидт (Schmidt) впоследствии умер на перевязочном пункте. Командир дальномерного подразделения молодой, но уже достаточно опытный лейтенант Варенхольц (Vahrenholz) — тоже был убит. Многие офицеры получили ранения. В то же время у унтер-офицеров и рядовых потерь и ранений было сравнительно мало. Главной причиной такого положения вещей было то, что наши офицеры оказались неопытными в общевойсковой тактике. Они слишком много суетились и бегали туда-сюда, руководя своими солдатами. Никто толком не знал, что делать и как себя вести в создавшейся ситуации. Сначала все с испуга сбились в плотные группы и стреляли стоя. Затем солдаты стали отступать и наконец в панике побежали.
В нашей 10-й батарее тоже было несколько потерь. Фельдфебель, житель Верхней Силезии, который лучше говорил по-польски, чем по-немецки, он выдвинулся вперед к раненому солдату и русские срезали его. Этот воин проявлял свою храбрость во многих переделках. У него была ранимая натура — он обижался, когда другие смеялись над его, слегка заикающимся говором.
По результатам боя можно было сделать вывод, что для нашего IV дивизиона всё складывалось не лучшим образом. Какого чёрта Бальтазар (Balthasar) завернул обратно мотопехоту? Разве не его ли обязанностью было отправить вперёд пехоту, даже если никто и не знал точной численности переправившихся русских? Наши потери были в основном заслугой Бальтазара (Balthasar), но никто не осмеливался об этом высказываться. Бальтазар (Balthasar) впоследствии даже получил свой долгожданный Железный крест первого класса.
Я принял командование 11-й батареей, поскольку офицеров у них больше не осталось. А 10-й батарее пришлось обходиться без меня двумя оставшимися лейтенантами. Наступление в направлении Калача-на-Дону продолжилось…»
«Ein Artillerist in Stalingrad: Die Geschichte eines Soldaten am Wendepunkt des Zweiten Weltkriegs Kindle Ausgabe». Wigand Wüster. Stackpole-Bücher. 2021.
Чем интересны для нас эти воспоминания бывшего нашего врага? А тем, что в советских источниках вообще нет описания об этом бое. В журнале боевых действий 112 стрелковой дивизии написано только о взятии кромки возвышенности напротив хутора Скиты и всё. И вот оказывается наши бойцы смогли достаточно далеко выйти в степи излучины Дона и даже на значительное время перерезать шоссе по которому осуществлялась переброска основных сил вермахта в сторону Калача на Дону, нанеся врагу большие потери.
Вот почему впоследствии через 20 лет я здесь видел в полях много неразорвавшихся снарядов.
Кстати, бронекатер БК-31, который был поднят со дна Волги и установлен на набережной в г. Волгограде, затонул напротив Сталинграда после обстрела пушками упоминаемого выше обер-лейтенанта Виганда Вюстера (Wigand Wüster).
Между прочим это самый Виганд Вюстер (Wigand Wüster) чудом выжил в Сталинграде (как он описывал) и закончил войну в лагере для военнопленных в городе Елабуге.
Нижняя терраса Центральной набережной города Волгограда – мемориал легендарного бронекатера БК-31
Перевод из книги «Ein Artillerist in Stalingrad: Die Geschichte eines Soldaten am Wendepunkt des Zweiten Weltkriegs Kindle Ausgabe». Wigand Wüster. Stackpole-Bücher. 2021:
«… Две мои русские пушки у Волги заработали хорошо. Почти каждый день на закате русские посылали вниз по реке канонерскую лодку, оборудованную двумя башнями от Т-34, чтобы быстро засыпать снарядами наши позиции. Хотя особого ущерба она не наносила, но была источником беспокойства. Мои артиллеристы много раз её обстреливали. На этот раз мы пристрелялись по определенной точке, через которую всегда проходил «монитор». В тот день лодка дошла до нужной точки, оба орудия одновременно открыли огонь и попали. Поврежденная лодка встала у волжского острова и смогла открыть ответный огонь. Пушки мгновенно ответили. Лодка быстро затонула…»
Да, в той уже далёкой, но тяжелейшей войне нам противостоял сильный и мотивированный враг, но тем и ценнее является наша над ним Победа!
© Секретёв Сергей Александрович. 2023 г.