Никто-то про то не знает, да никто не ведает,
Отчего же наш славный тихий Дон возмущается,
Воскрутился, возмутился славный тихий Дон от трёк генералушек,
Как от первого генералушки — от Гудовича,
Как от второго генералушки — князя от Черкасского,
Как от третьего генералушки — князя Иловайского.
Как вечор-то, ночесь, Иловайский князь во игры играл
Он не в карты играл и не в наперсточки, а во бильярд катал;
Прокатал-прогулял Иловайский сын пару вороных коней со колясочкой,
Еще пропил прокатал Иловайский сын всё житьё-бытьё, всё своё именьице,
Ещё пропил-прогулял Иловайский сын весь наш славный тихий Дон.
Как пропивши, промотавши, сел на лавочку он,
Потупил свои очи ясные и призадумался
Он, призадумавшись, стал указы фальшивые писать и по войску рассылать.
Старых стариков во Кубань-реку бросать,
А девушек на фабричный двор брать,
А молодых ребят во солдаты брить…
(Песня. Ст. Рассыпная, 1902 г., Гавриил Гуреев.)
В моей семье из поколения в поколение передавалась история переселения донских казаков в оренбургский край. Станица Рассыпная даже до сих пор делится на три условных района «Крепость» (ранее существовала крепость с гарнизоном солдат), «Донцы» (район, где селились казаки с Дона) и «Оторвановка» (где селились пришлые люди, крестьяне). У казаков с Дона была своя церковь — старообрядческая, своё кладбище. Род Секретёвых в Оренбуржье был большой, так как в семьях было по 10 — 17 детей. Недалеко от станицы Рассыпной есть балка «Секретёва«, так как до революции Секретёвым принадлежало несколько гектаров земли.
Вот отрывок из книги об истории станицы:
«История Рассыпной связанна с Донским казачьим войском. В 1796 году из Донского войска на Оренбургскую линию сослали 141 семейство. Это были мятежные казаки, не пожелавшие подчиниться распоряжению правительства о переселении их на Кавказскую линию. По просьбе, поданной в 1800 году донскими казаками, проживающими в Орской, Ильинской и Верхнеозёрной крепостях, где они, по выражению С.Н. Севостьянова, «терпели стеснение в угодьях и землях, удобных для хлебопашества», их перевели согласно разрешения Оренбургского военного губернатора генерал-майора Н.Н. Бахметева от 21 декабря 1800 года на «жительство» в крепость Рассыпную. Из крепости Орской переехало 83, из Ильинской – 8 и из Верхнеозёрной – 24 казака. Основная причина переселения заключалась в желании донских казаков находиться как можно ближе к своим единоверцам – раскольникам, которые заселили крепости и форпосты южной части Оренбургского казачьего войска и территории Уральского казачества. Переселённые в Рассыпную казаки являлись выходцами из пяти донских станиц: Есаульской, Кобылянской, Нижне-Чирской, Верхне-Чирской и Пятиизбяновской. Донские казаки постепенно прижились в Рассыпной и влились в процесс освоения Оренбургского края. В 1820 году 19 бывших донских казаков переехали из Рассыпной станицы в Буранный отряд. Потомки донских казаков и в настоящее время живут в Рассыпной, Илеке, Соль-Илецке, Оренбурге и других населённых пунктах Южного Урала. Это Гуреевы, Горшковы, Махины, Рубцовы, Рубилкины, Секретёвы и т.д. Церковь во имя святых Петра и Павла построили в 1802 году и освятили 25 сентября 1804 года. Кочевники продолжали нападать на казаков и их домочадцев в XIX веке. Ф. Стариков в связи с этим писал: «… Шайки киргиз с большею против прежняго дерзостью стали прорываться через линию и, нападая на новые казачьи поселения, угоняли скот и уводили лошадей». 12 лет пробыл в плену П. Недопекин, 3 года плена пережили Ф. Тулаев, М.Т. Попов и т.д. Умерли в плену С. Боборыкина, В. Ленивов, В. Новиков и др. В 1816 году в Рассыпной, относящейся к 4-му кантону, проживало 229 семейств, 737 душ числилось в крепости в 1820 году. Спустя полвека в 1871 году насчитывался 531 двор, число жителей составляло: мужчин – 1661, женщин – 1472. «Каталог дачам Оренбургской губернии Оренбургского уезда» был составлен в 1828 году, в него вошли сведения и о Рассыпной: «Крепость Разсыпная владения служащих отставных казаков, отставных солдат, их детей малолетков». Станица Рассыпная отличалась большим числом староверов. Н. Чернавский называет Рассыпную «давним центром Оренбургских раскольников». В 1880 году здесь насчитывалось 685 раскольников, из них 360 мужчин и 325 женщин. Население станицы постоянно росло: на рубеже XVIII и XIX веков в 900 дворах проживало 4869 женщин. Водяные мельницы принадлежали казакам Попову, Ванюшину, Махину, Сладкову, уряднику Садчикову. Из 5-ти имеющихся водяных мельниц, 4 находились на реке Заживной, и только мельница Ванюшина стояла на Кинделе. Разрешение расширить православную церковь в станице получили в 1905 году, но отсутствовали средства для строительства. В церкви при одном священнике служили дьякон и два псаломщика. Священником в православной церкви в 1906 году был дьякон Михаил Рачеткин, в 1907 году – Александр Азясский. Школу грамоты Оренбургской епархии в посёлке Рассыпная закрыли в 1905 году. Одна из лучших церковных библиотек Оренбургского казачьего войска находилась в Рассыпной. Церковь «прилагала надлежащее старание к пополнению библиотеки новыми книгами, пригодными для духовенства и народа». Читателям выдавались журналы «Миссионерское обозрение», «Церковный вестник», «Христианское чтение», «Воскресный день», «Божьи нивы», «Паломник», «Вестник трезвости». Услугами библиотеки пользовались 150 читателей. Старообрядцы старались «постоять за старину» во главе с Назарием Секретёвым. Он, потомок донских казаков, ярый приверженец старой веры, стремился сохранить церковные «установления» и традиции в тех древних формах, которые существовали сотни лет тому назад. О нём в 1906 году писали «Оренбургские епархиальные ведомости». «Золотое десятилетие» для старообрядцев наступило в 1905-м году, когда Николай Второй в надежде утихомирить таким образом революционные настроения в стране, подписал указ «Об укреплении начал веротерпимости».
(Секретёв Виталий. 2017 г.)
Есауловский бунт 1792 — 1794 годов
Усиление геополитических интересов России на Северном Кавказе в начале XVIII века стимулировало наращивание в регионе военного присутствия России, которое проявлялось в создании пограничных военно-оборонительных линий. Основными защитниками этих военно-оборонительных линий стало линейное казачество. Переселение по инициативе русской имперской администрации Гребенских, Терских и Донских казаков на левый берег Терека и возведение Кизляра были началом строительства Кавказской укреплённой линии и основания первых линейных казачьих частей, которые, за исключением Терско-Кизлярского войска, выполняли пограничную и военную функции. Знание местности и специфика линейной службы делали казаков мощным военным потенциалом для упрочения Российской империи в этом регионе. Линейные казачьи войска уже в первой четверти XVIII века были подчинены Военной коллегий и, тем самым, стали частью вооруженных сил Российской империи. Как иррегулярные соединения, они были окончательно лишены важнейших институтов самоуправления и по внутренней организации приблизились к устройству российских регулярных войск за исключением Гребенского и Терско-Семейного казачьих войск и казаков Войск Донского, которые несли службу на Кавказской линии поочерёдно сменяя друг друга вдали от места своего постоянного проживания.
29 декабря 1791 года Ясский мирный договор, заключённый между Россией и Османской империей и положивший конец русско-турецкой войне 1787—1791 годов закрепил за Россией границу на Северном Кавказе по реке Кубань.
А уже 16 января 1792 года командующий Кубанским корпусом и начальник Кавказской линии генерал-аншеф Гудович Иван Васильевич представил правительству подробные сведения о состоянии всех укреплений, городов и селений Кавказкой линии. Основываясь на этих сведениях, он предложил свой план укрепления границы. Этот план включал в себя строительство новых и укрепление старых крепостей, редутов и образование новых 12 станиц с заселением их казаками Волгскими, Хопёрскими и Донскими казаками. Донских казаков планировалось заселить в 5 станиц, образованных при Прочноокопской крепости, при Григориполисском укреплении, при Кавказской крепости, при Тифлисском редуте и при Усть-Лабинской крепости.
28 февраля 1792 года был издан «Именной Указ, данный генералу Гудовичу-1»
«О приведении Терской линии в лучшее оборонительное состояние; о поcтpoeнии укреплений от Екатеринограда до Воронежскаго редута; о поселении 6 Донских казачьих полков на Кавказской линии и об учреждении суда и расправы между Горскими народами…
… Хоперских и Волгских казаков переселять не признаем полезным; предполагаемыя же вами 12 станиц, на означенных на карте местах населить казаками войска Донскаго, считая не менее 200 семей в каждой станице, да в Усть-Лабинской 400; по сему исчислению во все до 3000 семей потребно. Всего легче и удобнее признаем употребить к сему шесть Донских полков, уже на линии под начальством вашим находящихся; коих разделя по станицам, прикажите им с весны строить избы; для скорейшаго окончания оных употребите в помощь и прочия войска Наши, по вашему усмотрению, и всякаго пособия им делать не оставте. Равномерно необходимо нужно, чтобы вы приложили крайнее старание снабдить их всем надобным для житья в селениях, продолжая производить им жалованье, провиант и фураж, так как ныне получают, до тех пор, пока заведутся домами, а тогда долженствуют они пользоваться содержанием наравне с прочими поселенными на линии казаками; о чем положение и штат учиня, Нам представьте на Высочайшее утверждение. Впрочем, если некоторые из числа сих Переселяемых казаков, пожелают возвратиться на Дон, а вместо себя сыщут охотников перейти на Кубань: то сей обмен чинить им не запрещается. Для построения в станицах Храмов Божиих, повелеваем отпустить на каждую по 500 рублей, а переселяемым выдать на каждый двор на основание онаго по 20 рублей из экстраординарной суммы, в вашем распоряжении находящейся…
… Все относящееся до казаков сих поручаем Генерал-Майору Савельеву под главным начальством вашим…».
[ПСЗ-I. Т. XXIII. №17025. С. 305-308.].
Но данному плану правительства о переселении донских казаков на Кубань не суждено было так быстро и беспрепятственно осуществиться.
Как раз в это же время три донских полка (атаманский Поздеева, Луковкина и Кошкина), отбывавшие свою трёхлетнюю очередную службу на Линии, должны были смениться новыми тремя полками (Давыдова, Реброва и Алексея Поздеева). Атаманский полк Поздеева в начале мая 1792 года стоял лагерем около Григориполисского укрепления, а мелкие его команды занимали кордонные посты на редутах Ладожском, Казанском, Царицынском, Терновском, Расшеватском, а также по линии реки Егорлык. Штаб полка Кошкина располагался при Недреманном ретраншементе (Редут с внутренней оборонительной оградой. Примеч. авт.), а казаки полков Кошкина и Луковкина службу несли на редутах Скрытном, Кубанском, Державном, Убёжном и на самом Недреманном ретраншементе. К началу мая 1792 года успел прибыть с Дона сменный полк Давыдова.
9 мая 1792 года Екатерина II подписала грамоту:
«… для спокойствия и безопасности Кубанских пределов от набегов необузданных горских народов произвесть вновь на линии построение нужных крепостей и редутов, а для вящшаго усовершения той линии завести на оной вновь казачьи станицы (12-ть), в которыя по исчислению до 3 тыс. семей потребно. К такому поселению назначили мы употребить шесть донских полков, под начальством генерала Гудовича находящихся, которые и должны быть в полном пятисотенном комплекте…»
И в это же время генерал-майор И.Д. Савельев дал распоряжение о направлении определённого количества казаков на рубку леса и о начале ими строительства домов в новых станицах. Но казаки атаманского полка Поздеева наотрез отказались выполнять данный приказ. Командование Кавказкой линии и офицеры полка безуспешно пытались уговорить бунтующих подчиниться начальству. Волнения охватили атаманский полк и быстро распространились на все остальные донские полки.
Дело в том, что по сложившимся к тому времени обычаям в Донском войске прохождение службы вне родного края и тем более при выселении с родины производилось по очередям или по жребию. В данном случае петербургскими властями бесцеремонно были нарушены давно устоявшиеся традиции и порядки донских казаков. Кстати даже атаман войска Донского Иловайский А.И. не был оповещён о решении по переселению казаков.
Во главе недовольных стал казак Поздеевского полка Екатерининской станицы Никита Иванович Белогорохов. Уроженец станицы Пятиизбянской он был человеком энергичным и решительным, умевший влиять на окружавших его казаков. Белогорохов ранее был насильственно выселен из Пятиизбянской станицы во вновь образованную Екатерининскую станицу за «дурное поведение», где он опять зарекомендовал себя: «и по ныне дурного поведения». Никите Белогорохову в то время было около 40 лет. Был он казак высокого роста, «лицом и корпусом сух, собою рус, борода русая-же, не великая, глаза серые».
В атаманском полку Белогорохов был сразу же избран предводителем и в помощниках у него стал казак Фока Сухоруков. Полк беспрекословно подчинялся его руководству. В полку Кошкина главой протестующих казаков был избран казак Трофим Штукарёв. Но позже, когда объединились казаки всех трёх полков главенство единогласно признано было за одним Белогороховым.
Белогорохов считал, что решение о переселении казаков с Дона на Кубань принималось не в С-Петербурге, а в Черкасске войсковым атаманом Иловайским. Поэтому он убедил казаков направить в станицу Черкасскую делегацию к войсковому атаману. Трём избранникам – Фоке Сухорукову, Степану Моисееву и Даниле Елисееву поручено было тайно отправиться в Черкасск.
Уже 22 мая они неожиданно для войскового атамана предстали перед ним. Но и основная масса протестующих казаков, не дожидаясь возвращения делегации от атамана захватив с собой знамёна и бунчуки в количестве 400 человек 19 – 20 мая двинулись на Дон. Это явилось полной катастрофой для всего руководства Кавказской линии ведь до этого казаки всего лишь только отказывались выходить на рубку леса.
30 мая оставившие Кубанскую линию казаки прибыли к реке Дон и расположились лагерем на противоположном от Черкасска берегу реки.
На следующий день, рано утром, вся казачья ватага переправилась на правый берег Дона и, распустив знамёна, во главе с Белогороховым торжественно вступила в Черкасск. Прибыв к дому войскового атамана, казаки стали предъявлять на вышедшего к ним войскового атамана генерал-майора Иловайского А.И. обвинения в том, что он их «не защищал, а погублял». Иловайский объявил, что на переселение донских казаков на Кубань действительно есть грамота Императрицы и войсковым дьяком была зачитана копия с именного Высочайшего повеления о переселении. Казаки очень буйно восприняли полученную информацию. Был побит дьяк, читавший грамоту и отобрана сама копия Высочайшего повеления. Чтобы успокоить разбушевавшихся казаков войсковой атаман Иловайский А.И. пообещал ради защиты казачьих интересов самому поехать в С.-Петербург и приказал всем самовольно покинувшим Кубанскую линию выдать отпускные грамоты и не чинить против них репрессий.
2 мая бунтовщики по требованию войскового атамана сдали ему захваченные на Кубанской линии полковые знамёна и вернули отобранную копию императорской грамоты. После этого казаки сняли караулы и разделившись на две части по разным берегам Дона отправились домой в родные станицы.
3 июня 1792 года войсковой атаман Иловайский выехал в С.-Петербург ходатайствовать об отмене переселения, а бригадир Платов М.И. спешно отправился на Кубань для успокоения оставшихся там казаков.
Побеги с Кубани донских казаков не прекратились после ухода их части с Белогороховым. Небольшие группы беглецов уходили с Кавказской линии до самой середины июня 1792 года. Общее число бежавших из трёх полков на Дон составило 784 казака.
Взамен убывших донцов были присланы в небольшом количестве уральские казаки, которые не смогли конечно же в полной мере восполнить ослабление военных резервов по Кубани, наступившее после самовольного ухода казаков под предводительством Белогорохова.
Насильственное переселение, по настоятельной просьбе войскового атамана Иловайского, было отменено, а вместо него решили предоставить станицам, по древнему их обычаю, самим назначать семейства, желающие переселиться, но все-таки в количестве не менее 3 тысячи. В войсковой грамоте станицам было сказано: «государыня, снисходя только к древнему донскому обряду, простила ослушников ея воле, исключая начинщиков зла». Войсковым чиновникам, посланным с этими грамотами, приказано было не вмешиваться в станичные распорядки, а только отобрать списки назначенных на переселение.
28 июня 1792 года Белогорохов отправился по донским станицам собирать денег для поездки в С.-Петербург. Вскорости собрав деньги, он действительно отправился в С.-Петербург, чтобы подать там прошение Императрице, но по дороге был арестован по распоряжению высшей петербургской администрации. Оставшиеся на Дону помощник Белогорохова Фока Сухоруков и ещё несколько бунтарей – это Трофим Штукарёв, Савва Садчиков, Иван Подливалин, Дмитрий Попов, были арестованы специальной командой, присланной из Черкасска и так же отправлены в С.-Петербург.
Была учреждена особая комиссия при Государственной Военной Коллегии, которая в течение года изучала все обстоятельства дела. В процессе всего расследования сам Белогорохов не только не раскаялся в содеянном, но и наотрез отказался отвечать на какие-либо вопросы. В ходе следствия все кроме Белогорохова и Сухорукова изъявили чистосердечное раскаяние.
Комиссия военного суда признала главных виновников мятежа Никиту Белогорохова и Фоку Сухорукова подлежащими смертной казни. Но было решено ограничиться следующим:
— исключить их из войска Донского;
— наказать кнутом в крепости Святого Дмитрия (Будущий город Ростов на Дону. Примеч. авт.), в присутствии казаков, собранных от станиц, Белогорохова пятидесятью ударами, а Сухорукова тридцатью;
— вырезать им обе ноздри;
— наложить знаки;
— сослать в Нерчинск на каторжные работы.
Остальные подсудимые, раскаявшиеся, были признаны действовавшими по легкомыслию, суд постановил наказать их плетьми и назначить на службу вне очереди.
12 августа 1793 года была совершена экзекуция над Белогороховым и его товарищами и в этом же августе месяце генерал-аншеф Гудович И.В. потребовал ускорить переселение требуемого количества казаков на Кавказскую линию.
На Кубань требовались справные и здоровые казаки в полном вооружении и «о дву-конь». Всего служилых казаков на Дону в то время было около 30 тыс. человек. Следовательно, для переселения нужно было выслать с Дона на Кубань одну десятую часть всех строевых казаков войск Донского. Планировалось в число переселенцев включить 800 семейств малороссиян, с зачислением их в казаки.
Приближалась осень и по ходатайству войскового атамана Иловайского А.И. переселение всё же отложили до следующего года.
Между тем, руководству войска Донского предстояло за то время которое осталось до начала переселения не только организационно подготовиться к предстоящему мероприятию, но требовалось ещё убедить казаков в самом выселении. Для этого Войсковым правлением по станицам были направлены специально назначенные старшины с особыми «известительными грамотами».
Как и следовало ожидать, начатое Белогороховым дело не заглохло. Уже 24 сентября 1793 года войсковой атаман Иловайский докладывал начальнику Кавказской линии Гудовичу И.В. о том, что многие станицы не пускают к себе назначенных старшин и отказываются принимать известительные грамоты о переселении.
Между тем в сентябре 1793 года в Есауловскую станицу приехали на собственных лошадях «два человека в платье немецком и в белых суконных плащах и волосы зачёсаны назад, по тому же обыкновению с бритыми бородами, с запущенными усами, говорят по российски не чисто». Пробыли эти таинственные гости в станице шесть дней. Есауловские казаки называли их французами и лекарями. Как только эти французы уехали казаки стали волноваться всё больше и больше.
Станицы Есауловская, Кобылянская, Верхне-Чирская, Нижне-Чирская и Пятиизбянская решительно отказались подчиниться распоряжению и 22 декабря 1783 года послали войсковому атаману встречное прошение. В прошении они писали о том, что, хотя само переселение осуществляется по повелению самой Государыни, но казаки пяти станиц находят переселение на Кубань невозможным. Свой отказ они обосновывали тем, что царь Иван Васильевич за особые заслуги пожаловал казаков Доном и поэтому казаки готовы «до скончания жизни» служить Государыне, оставаясь на Дону».
Станицы Есауловская, Кобылянская, Верхне-Чирская, Нижне-Чирская и Пятиизбянская в ту пору были самые многолюдными станицами Войска Донского, они состояли из лучших казаков, причём казаки эти держались старой веры, были упорны в своих требованиях, как все староверы, и имели во главе своём людей влиятельных и решительных. С течением времени казаки пяти указанных станиц изначально занимавшие позицию чисто юридического спора с руководством войска Донского перешли на почву явного неповиновения и враждебных отношений к начальству и к оппонентам внутри своих станиц.
В станице Пятиизбянской около семидесяти старшин и стариковы решили собраться на дому у полковника Василия Денисова для обсуждения переселенческих списков. Когда эти старики шли на сбор, то на них напали мятежники и двух стариков «прибили в полусмерть». В это же время в станице Верхне-Чирской были побиты плетьми два старика, посажены под караул полковые старшины, а станичный атаман, писарь и есаул были переизбраны. Все делегации, посланные из Черкасска для урегулирования спорных вопросов были силой и угрозами не допущены в мятежные станицы бунтовщиками.
17 января 1794 года в своём рапорте на имя временно исполняющего обязанности войскового атамана генерал-майора Мартынова Дмитрия Мартыновича (войсковой атаман Иловайский А.И. находился в С.-Петербурге) казаки пяти мятежных станиц категорически заявили, что на переселение они не пойдут.
Иловайский А.И. возвратившись из С.-Петербурга вынужден был обратиться к помощи регулярных войск. Высочайшей властью было санкционировано необходимость военных мер против мятежных станиц. В именном указе Екатерины II, установлена была необходимость передвижения войск на Дон под руководством князя Щербатова, но в заключении высказывалась надежда, что войсковой атаман Иловайский А.И., Войсковое Правление и князь Щербатов восстановят спокойствие в донских станицах «внушением непослушным одного страха».
На усмирение бунтовщиков, собравшихся в Есауловской станице, в феврале 1794 года двинулся отряд казаков в 1000 человек во главе с генералом Мартыновым и «прочими господами». К ним подоспел князь Щербатов с пятью полками и четырьмя батальонами пехоты, двумя эскадронами драгун, четырьмя полевыми орудиями, а также три Чугуевских полка под начальством генерала Платова.
Вплоть до конца января 1794 года в станице Есауловской был расквартирован сводный отряд бунтовщиков численностью 500 казаков – по сто казаков от каждой мятежной станицы. 31 января отряд был распущен по домам и только Есауловская станица оставила свою сотню для караулов и разъездов.
Но уже 2 февраля, узнав о движении регулярных войск в сторону мятежных станиц в этих станицах был объявлен общий сбор, было решено двинуться в нижние станицы вплоть до Черкасска и собирать всех казаков под свои флаги, а чиновников и несогласных казаков убивать. Мятежниками были усилены разъезды и начаты мероприятия по подготовке встречи регулярных войск на дальних подступах. В полки станиц Верхне-Чирской и Пятиизбянской, находившихся в Таврии (в Крыму) были направлены письма с требованием их выхода весной из Таврии и соединения с восставшими на Дону.
Общее руководство восстанием взял на себя сотник станицы Нижне-Чирской Иван Рубцов, который пользовался особым уважением у казаков, а командованием воинскими формированиями восставших взял на себя вновь избранный атаман станицы Есауловской казак Загудаев.
Из-за проблем с фуражом поход в низовые станицы и в город Черкасск был отложен до весны.
Среди казаков бунтующих станиц не было полного единодушия. Так 8 февраля 1794 года в станице Верхне-Чирской бунтовщиками были арестованы 102 человека, из которых 16 чиновника и 24 казака были раздеты до нага, связаны и посажены в ледники.
По мере приближения регулярных войск под командованием князя Щербатова к мятежным станицам всё чаще стали появляться перебежчики со стороны бунтовщиков. Перебежчики рассказывали о растерянности и нерешительности в рядах мятежников. Что бы приободриться и побороть страх казаки безмерно употребляли спиртное.
23 февраля 1794 года войска под командованием князя Щербатова вошли в станицу Потёмкинскую. А уже 24 февраля бунтовщики без сопротивления встретили князя Щербатова в станице Есауловской на коленях полностью раскаявшись и просили его о помиловании. Когда регулярные войска попытались войти в станицы Пятиизбянскую и Верхне-Чирскую, то были остановлены сотнями казаков, которые без применения оружия препятствовали их продвижению. Противостояние длилось несколько часов до тех пор, пока не подошли ещё дополнительные силы правительственных войск и пока не стало известно о занятии станицы Есауловской войсками князя Щербатова. Казаки побросав оружие разошлись по домам, так и не оказав вооружённого сопротивления.
Все пять бунтующих станиц были заняты войсками без кровопролития. По всему краю было восстановлено спокойствие и войска расквартировались по станицам. Виновные были взята под стражу и никому из бунтовщиков не удалось скрыться.
Уже 5 марта 1794 года Войсковое Гражданское правительство войска Донского докладывало Графу Гудовичу, что по всей территории войска наступила тишина и спокойствие, и что Войсковое Правительство приступило к подготовке переселения казаков на Кавказскую линию.
Донская область была успокоена, но волнения казаков не ограничились донскими станицами, а охватили и казачьи полки, расположенные далеко за пределами Дона. В то время, когда казаки на Дону, уже смирившись начали готовиться к переселению на Кубань, в далёкой Таврии (в Крыму) в донских полках только начинались зарождаться и развиваться протестные настроения спровоцированные письмами, которые были отправлены из бунтующих станиц ещё в феврале. Так как в письмах был призыв к расквартированным в Крыму казачьим полкам выступить весной на поддержку бунтующих станиц, то в мае по окончанию распутицы начались массовые организованные уходы казаков со знамёнами с занимаемых позиций на Дон. Быстро было организовано преследование и задержание беглецов, между реками Доном и Донцом были выставлены специальные кордоны для поимки бунтовщиков. Не обошлось без кровопролития. Так 11 мая у слободы Хвощёвка Екатеринославского наместничества были обстреляны картечью из пушки и стрелковым оружием группа беглецов. При этом было убито 3 казака. Удалось захватить 90 человек с двумя знамёнами, но небольшому количеству казаков всё-таки удалось бежать. Всего с Тавриды самовольно ушли на Дон более двухсот казаков. Большая часть из них были или пойманы, или самовольно явились с повинной. Не удалось задержать только около 20 беглецов в число которых входили и главные организаторы этих побегов — это казаки станицы Цимлянской Саранчин Елисей и Ворков Фёдор.
С поимкой беглецов из Таврии завершилось полное успокоение всего казачьего населения в Донской области.
6 июля 1794 года правительство и войсковые власти приступили к расправе над участниками восстания пяти станиц. 48 старшин и 298 казаков – «главных бунтовщиков» — были закованы в кандалы, а 1645 казаков, признанными менее виновными, наказали плетьми. Изолировав главных организаторов движения, правительство перешло к дальнейшим расправам. По приказу Военной коллегии была создана следственная комиссия под председательством князя Щербатова. Комиссия находилась Нижне-Чирской станице и проработала там около полу года. При расследовании выяснилось, что по крайней мере половина всех донских станиц явно противились выселению казаков на Кубань, часть станиц обуславливало своё нежелание дать переселенцев разными оговорками, часть станиц, хотя и подчинилась требованию начальства, но с колебаниями, и только 17 станиц из 103 общего количества беспрекословно послали переселенцев на Кубань.
По окончанию следствия через военную коллегию дело передали на утверждение Екатерине II. Согласно утверждённого приговора «главный виновник восстания» Иван Рубцов подлежал наказанию кнутом и ссылкой в Сибирь на каторгу с вырезанием ноздрей. Рубцов получив 251 удара кнутом и в тот же день скончался. Из 146 его «главных сообщников» наказали кнутом и сослали в Нерчинскую каторгу на свинцово-серебряные рудники 5 человек, на крепостные работы – 10, в другие места Сибири 12, на поселение на Оренбургскую линию – 116 казаков. А также из 255 старшин и казаков, которые были принуждены к бунту угрозами, каждого десятого человека сослали так же на Оренбургскую линию. Комиссия князя Щербатова вынесла решение наказать кнутом ещё 5034 казака, которые хотя и не участвовали в восстании, но были виновны «в непринятии войсковых грамот».
Не успели ещё окончательно улечься казачьи волнения, как Войсковое Гражданское Правительство войска Донского в мае 1794 года сообщало графу Гудовичу, что уже 12 апреля состоялось назначение тысячи семей (4700 душ обоего пола) к переселению на Кубань по станицам Кобылянской, Нижне-Чирской, Верхне-Чирской, Пятиизбянской, Есауловской и Глазуновской, оказавшим наибольшее упорство при волнениях. Первоначально после разгрома восстания правительство рассчитывало выслать на Кубань три тысячи казачьих семей. Однако, испугавшись, что это может привести к новому взрыву негодования, решили отправить только одну тысячу. К тому же были отделены активные участники бунта и неблагонадёжный руководящий состав (атаманы, офицеры, старшины и др.) от остальных представителей бунтовавших станиц путём отправки указанного контингента на Оренбургскую линию.
Крепость, станица Рассыпная и донские казаки
12 июля 1795 года генерал-губернатором Симбирским и Уфимским, командующим Оренбургским корпусом Вязмитовым С.К. был получен указ Екатерины II о переселении донских казаков на Оренбургскую линию.
Всего в Оренбургский край было переселено с Дона 578 душ обоего пола, 437 из них мужчины. На Оренбургскую линию были высланы в основном «старшины и чины Донского войска, т.е., так сказать, люди отборные и пользовавшиеся известным положением у себя на Дону. В числе их попадаются сотники, хорунжие, атаманы, судьи, старики и писаря».
Само переселение было организовано следующим образом:
— переселенцам давалась двухгодичная льгота от службы для обзаведения хозяйством;
— земля отводилась вместе с жителями крепостей;
— по истечении льготного срока их следовало назначать на службу, но не «дальше крепостной земли и под строгим присмотром»;
— разрешалось предоставлять отпуск, но только в пределах крепостной земли;
— потомки переселенцев с Дона зачислялись в число казаков.
В дальнейшем постепенно репрессивные меры были ослаблены, а затем и окончательно упразднены. При губернаторе П.К. Эссене донцам даже начали разрешать ездить в отпуск в станицы Донского войска, а вдовам, пожелавшим возвратиться на Дон, с 1798 года выдавали паспорта.
Архивы сохранили имена и фамилии переселенцев.
В Троицкую крепость были отправлены: хорунжий Николай Рубилин, хорунжий Анисим Акальзин;
В Верхнеуральскую крепость: хорунжий Аникей Турчёнков, хорунжий Агафон Понявкин, хорунжий Никифор Топилин, сотник Григорий Чиркин, хорунжий Данила Чудовцов, сотник Филипп Лазарев;
В Губерлинцкую крепость: есаул Турчёнков, хорунжий Василий Лобанов, сотник Герасим Чиркин;
В Ильинскую крепость: сотник Кирилл Сергеев, сотник Василий Першиков, судья Пётр Лазарев;
В Верхнеозёрную крепость: есаул Павел Гуреев, есаул Евстефей Махин, есаул Аникей Махин, есаул Гавриил Махин, сотник Дмитрий Махин, сотник Гаврила Гуреев;
В Орскую крепость: есаул Тарас Вихлянцев, хорунжий Аникей Турчёнков, хорунжий Агей Вихлянцев, хорунжий Василий Горшков, хорунжий Иван Донецков.
Так как в подавляющем своём большинстве переселенцы с Дона были приверженцами старой веры, то уже через несколько лет, как только стали ослабевать репрессии со стороны центральной власти, стали писаться прошения от дончаков о переселении их, единоверцев, в места общего компактного проживания. Оренбургские губернские власти не стали данному стремлению препятствовать. Таким образом в крепости Оренбургской линии Рассыпной постепенно сконцентрировалась большая часть выходцев из бунтарских, когда-то, станиц среднего Дона. Так по разрешению оренбургского военного губернатора генерал-майора Н.Н. Бахметева на жительство в крепость Рассыпную было переведено из крепости Орской 83 казака с Дона, из Ильинской – 8, из Верхнеозёрной – 24.
Сохранился уникальный документ – прошение донцов, адресованное оренбургскому военному генерал-губернатору о переселении из города Верхнеуральска в крепость Рассыпную:
«Назад тому пятый год по повеленью главного начальства переселены мы с Дону с семействами своими в здешний город Верхнеуральск, где хотя мы и имеем хлебопашество, но по неуражаю хлеба пришли в крайнее разорение, так что по старости наших лет и пропитывать себя находимся не в силах, да и дети наши уже приходят не в состояние отправлять службу Его Императорского Величества, а лучшее проживание находим мы на Оренбургской линии в крепости Рассыпной».
К прошению прилагался список, в котором значилось 44 человека. 8 марта 1801 года военный губернатор дал войсковой канцелярии предписание за № 249 в котором, в частности, говорилось:
«Из прежнего места исключив, перечислить их в крепость Рассыпную и мне по исполнении отрапортовать».
Донские казаки стали селиться с восточной стороны крепости Рассыпной у балок в последствии названых в честь рядом поселившихся – у балки Моториной и у балки Чиркиной. С тех пор место в Рассыпной, где поселились выходцы с Дона стали называть «Донцы».
Переселённые в Рассыпную донцы были выходцами из станиц Есауловской, Кобылянской, Верхне-Чирской, Нижне-Чирской и Пятиизбянской. Прибывшие казаки сплошь состояли из «раскольников», «упрямство коих и злонравие довольно известны».
На территории Оренбургского казачьего войска крепость, а затем станица Рассыпная считалась «самой заражённой расколом». В середине XIX столетия здесь числилось 273 раскольника.
Переселенцы с Дона жили обособленно и постоянно враждовали с коренными жителями крепости. Рассыпнянские старожилы ещё недавно вспоминали: «В старое время не редко дрались на кольях. Начинали обычно молодые, а затем вступали мужчины и даже старики. Дело доходило до того, что убивали друг друга».
Донские казаки постепенно прижились в Рассыпной, влились в активный процесс освоения Оренбургского края. Уже в 1807 – 1810 годах донцы участвовали в военных действиях против французов и турок в составе Первого Оренбургского казачьего полка, а впоследствии служили наравне с другими в полках Оренбургского казачьего войска.
К 1833 году из числа донцов сотниками стали Данила Гуреев, Василий Волоцков, Осип Горшков. Присвоено звание хорунжий было выходцам с Дона Макару Турчёнкову, Титу Секретёву, Панфилу Подтихову, Василию Каргину, Степану Горшкову.
Потомки донских казаков и сейчас живут в Рассыпной, Илеке, Оренбурге и в других населённых пунктах Южного Урала. Это Гуреевы, Секретёвы, Турчёнковы, Топилины, Горшковы, Махины, Рубцовы, Рубилкины, Подтиховы и многие другие.
Вот так тихо, мирно, почти бескровно завершилась череда казачьих бунтов на южных рубежах Российской империи. Есауловский бунт поставил точку в формировании взаимоотношения между вольными казаками и центральной властью. Казачья вольница была обуздана и поставлена на службу интересов Великой Российской империи. Но и с другой стороны на примере Есауловского бунта видно, что Российская центральная власть опасаясь разрастания протеста и повторения жутких Пугачёвских и Разинских бунтов проявляла сдержанность, шла на компромиссы с лояльной частью казачества. В конечном счёте вот так и сформировался уникальный и ни где в мире не повторившийся уникальный союз деспотичной центральной власти с вольным служилым народом. Этот союз принёс Великой России обширные территории, а казакам поддерживаемым сильной державой не дал исчезнуть на задворках истории в окружении несметного количества степных орд кочевников.
Наполеон I Бонапарт впоследствии говаривал: «Дайте мне одних казаков, и я пройду с ними всю Европу». Так и хочется ответить: Прежде чем заиметь в своей армии таких воинов ты, дружёчек, в течение не одного столетия пройди весь этот сложный путь, который прошли Россия и казаки вместе.
© Секретёв Сергей Александрович. 2017 г.
Список источников:
1. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска (в двух томах). 1913 г.
2. Алла Фёдорова. И донцов сослали на Урал. Газета «Южный Урал» от 06.08.2008 г.
3. Мякутин А.И. Песни Оренбургских казаков. 1904г.