ЛЕГЕНДАРНЫЙ МОСТ.
Его судьба сродни судьбе яркой личности. Рычковский железнодорожный мост расположен в вершине излучины среднего течения уже могучего Дона. Здесь стальной путь идёт вдоль реки по высокой дамбе. В начале минувшего века одиннадцатипролётный мост имел длину 750 метров и возвышался над Доном на 25 метров.
В 1918 году его взорвали белоказаки, перекрывая отход красным полкам и 60 эшелонам беженцев Донбасса, прорывавшимся в Царицын. В мирное время на его восстановление потребовалось бы полгода напряженного труда, но тогда обречённые на смерть люди за две недели восстановили 54-метровый пролёт. И 20 июня машинист Николай Воропаев провёл по нему первый поезд. Тут же составы с тысячами людей начали выходить из мешка: вся дуга фронта ожила и двинулась за Дон.
КАК БЫЛО НАРУШЕНО «СИНЕ-БУРОЕ МОЛЧАНИЕ»
В августе 1942 года на правом берегу Дона вновь разгорелись тяжелейшие сражения: после победы в Изюмско-Барвенковском сражении гитлеровцы смогли развернуть операцию «Блау-Брауншвейг» («Сине-бурое молчание»). И хотя были серьёзно измотанными, всё же зажали Красную армию между Воронежем и Ростовом, перемалывали её дивизии, готовясь к броску на Сталинград и Кавказ.
Заново построенный в 1930-е годы по оригинальному проекту стальной двухъярусный мост снова оказался главным переходом на среднем течении реки. Поэтому и фашисты не бомбили его, а лишь вели постоянное наблюдение с самолёта-разведчика за положением дел на нём и вокруг него. Убедившись, что на мосту не ведутся работы по уничтожению, противник решил ворваться на него на плечах теснимых им полков, что позволяло затем с ходу нанести удар по ещё не защищённому Сталинграду. Захватить мост должен был лучший в вермахте 51-й армейский корпус, усиленный танками и авиацией. Но этим замыслам было предрешено не сбыться.
Из донесений разведки советское командование знало, что противник сильно выдохся, что его 6-я армия пополняется в основном вышедшими из госпиталей солдатами и необученными новобранцами, что среди немцев усиливается недовольство изнурительной войной. А после того как вечером 19 июня удалось сбить и перехватить связной самолёт «физелер-шторхе», доставлявший на передовую начальника оперативного отдела 23-й дивизии майора Рейхеля с картами и приказами на первый период наступления на южном направлении, Ставке стали известны контуры полтавского совещания Гитлера с командующими группы армий «Юг». В частности, был разгадан замысел окружить западнее Дона основные силы Красной армии, что открыло бы вермахту путь к Волге и Кавказу и лишило бы советское командование здешних нефтяных источников. Для этого Германия планировала сосредоточить на данном участке более полутора миллионов солдат, свыше тысячи самолётов и несколько тысяч орудий.
Но всего этого у противника ещё не было, и потому он вёл вялые бои, что не могло уже остановить маховик запущенной им донской операции «Синяя-1», суть которой стала известна советскому командованию. И всё же дело Рейхеля заставило Гитлера сместить ряд генералов (чем он, кстати, пошатнул к себе доверие всех высокопоставленных фронтовиков), а также разделить «Юг» на две группы армий — «А» и «Б».
СХВАТКА В БОЛЬШОЙ ИЗЛУЧИНЕ ДОНА
Эти карты, смещения, растерянность и перетасовка в стане врага дали Красной армии дополнительную, столь необходимую неделю на выработку своей стратегии по выходу из заготовленного ей гигантского капкана и отвод основных сил за Дон. Уже 9 июля командующий 6-й армией вермахта Паулюс вынужден был признать, что план уничтожить главные силы противника сорвался. Его 40-й танковый корпус и три дивизии не смогли зажать в клещи советские войска, а увязли в тяжелейших боях с ослабленным, но организованно отступающим противником, вместе с которым уходило и местное население, уводя с собой на восток весь скот и оставляя немцам непривычную для них пустынную степь.
Сказались и дальнейшие перетасовки у немцев: только 23 июля они силами двух ударных групп общей численностью 250 тысяч человек в 18 дивизиях прорвались в район большой излучины Дона. Но к этому времени Ставка советского ГКО уже образовала Сталинградский фронт из обескровленных пяти общевойсковых и двух танковых армий. По соотношению сил фронт значительно уступал наступавшим силам врага: вдвое — по танкам и более чем втрое — по авиации. Компенсируя это, защитники города создавали на подступах к нему своими силами оборонительную инженерную сеть, а в самом городе, раскинувшемся вдоль Волги узкой 60-километровой лентой, — обилие дотов.
Гитлеровские клещи в большой излучине Дона внезапно для штаба Паулюса обломались: планы захватить на рассвете 25 июля переправу у Калача рухнули под продолжавшимся здесь в течение двух суток сильным контрударом, который не позволил фашистам окружить и уничтожить войска 62-й и 64-й армий русских, завладеть переправой и броситься на город.
Теперь наступавшим гитлеровцам, всё ещё рассчитывавшим на стремительный марш к Волге, оставался только Рычковский мост в южной клешне обломанного капкана. И 26 июля враг прорвал оборону, устремился к реке Чир, вклинился между 62-й и 64-й армиями. Единственное, чем можно было помочь здесь обескровленным дивизиям, — как можно дольше удерживать мост, дав этим возможность им выйти на левый берег, а затем взорвать мост перед наседавшей армадой и такой ценой добыть ещё время, нужное для подхода резервов, находящихся в пути из Сибири.
САПЁРЫ ПРОТИВ ПАУЛЮСА
С первого дня войны Ивану Тимофеевичу Артёменко довелось идти в арьергарде отступающей армии и взрывать за собой мосты. Это он обрушил первые железнодорожные и автомобильные переходы в Перемышле. А уже 27 июня 1941 года уничтожил мосты на подходе к Львову, затем, уезжая с последним паровозом, — и городской железнодорожный комплекс… Так дошёл до Днепра, прикрывая отход Красной армии за Славутич в районе Канева, был ранен. Но война требовала, и он, выздоровев, опять разрушал мосты и магистрали, теперь уже вокруг Харькова, на Северском Донце.
На этот раз перед ним был хутор Ляпичев, речушка с красивым и звучным именем Царица, а впереди — Дон. Там, за разъездом Ложки, — Рычковский мост. Подходы к нему удерживала 112-я пехотная дивизия полковника Ивана Петровича Сологуба, закрывая ещё и брешь между армиями. С двумя батальонами саперов и железнодорожников Артёменко прибыл в распоряжение полковника, воевавшего здесь ещё в Гражданскую, и получил от него задание срочно приспособить мост для пропуска по нему всех видов транспорта, взять на себя переправу, одновременно скрытно заминировать и быть готовым взорвать его в критический момент. Определить этот момент приказом по фронту поручалось Сологубу.
Сражения на подступах к мосту шли четыре дня. Отражая атаки, 31 июля полки 229-й и 112-й дивизий при поддержке десятка танков KB и авиации отбросили врага за Чир. На большее здесь не рассчитывали: вокруг шли тяжёлые бои, не было сил развить контратаку. Но вскоре враг прорвал фронт и, окружив две дивизии 62-й армии, вышел к Дону. А 7 августа он уже двумя пехотными и танковой дивизиями устремился по высотам к мосту. Положение стало критическим: полковник Сологуб переместил свой командный пункт на левый берег Дона и уже оттуда помогал полкам вырваться из окружения и соединиться с основными силами, удерживающими плацдарм перед мостом.
В сумерках сапёры заложили фугасы на подступах к железнодорожному пути, что оказалось очень кстати. Поздно вечером немецкие танкисты, уверенные, что перед ними нет никаких противотанковых средств борьбы, пошли мять пехоту, но наскочили на мины, а из окопов им навстречу полетели связки тротиловых шашек, собранных сапёрами. Оставив четыре танка, две автомашины и несколько мотоциклов, враг отступил. А оборонявшиеся поняли, что утром он начнёт наступление, и поспешили создать новые позиции. За ночь сапёры, имеющие опыт минирования харьковского железнодорожного узла, заложили в насыпь перед мостом мощные управляемые заряды.
Действительно, с рассветом колонна из 30 танков начала теснить красноармейцев шрапнелью на мост. С воздуха фашистов впервые за эти дни поддержали штурмовики. У оборонявшихся появилось много раненых и убитых. На мосту горели шпалы и брусья настила, отходить по нему становилось всё труднее. Оценив сложившуюся обстановку, оперативный совет, возглавляемый Сологубом, решил: подпустить противника на железнодорожную насыпь, взорвать её под танками, закрыть ими прямой путь на мост, что ещё на какое-то время сохранит его для отступающих подразделений. Ведь на правом берегу всё ещё были наши части, и они, несмотря на обстрел и пламя, прорвались по мосту на левый берег.
В 15.30 танки смяли оборону и, изрыгая шрапнель, устремились по полотну высокой насыпи. Лишь только первый из них оказался в 200 метрах перед мостом, Сологуб приказал Артёменко взорвать насыпь перед ним. В волнении сапер Кудренко включил все четыре фугаса сразу… Когда рассеялись пыль и дым, на месте взрыва застыли шесть танков. Три из них лежали опрокинутыми под откос, а три торчали из воронок, не давая остальным возможности ни обойти их, ни вести прицельный обстрел автоматчиков, укрывшихся в стальных конструкциях.
Противник понял, что мост придётся брать штурмом. После недолгого затишья он подтянул артиллерию, над Доном встали в круг десятки юнкерсов. Начался обстрел моста, и вскоре он уже пылал. Артобстрел шрапнелью и с воздуха разрушил целостность всей комбинированной сети минных зарядов у быков и под пролётами. Именно этого фашисты и добивались своим залповым огнём: они сделали невозможным взрыв моста электрическим способом. А на левом берегу все знали, что за ними нет никаких заслонов врагу на пути к Сталинграду.
И комдив принял тяжёлое решение: мост не удержать, рви, майор! Немцев надо любой ценой удержать за Доном. Даже — оставив там наши части.
22 МИНУТЫ ИЗ 200 СУТОК ВЕЛИКОЙ БИТВЫ
Выполнить этот приказ Артёменко мог, только взрывая фермы поочерёдно и огневым способом. И он приказал своим бойцам выйти на заранее закреплённые на этот случай места. Под огнём истребителей, артиллерии и миномётов по горящему настилу люди понесли навстречу врагу ящики с толом, опускались под фермы, вязали и закрепляли гирлянды зарядов. В это время мимо них и над ними уже бегом отходили подразделения последних защитников 112-й дивизии.
Так добрались до самого большого 110-метрового пролёта над фарватером. Он уже горел весь, что не позволяло добраться к опорам ферм и нарушило в итоге последовательность общего взрыва. Младший командир Кузовков так и не успел зажечь запальные трубки к отведённому ему времени: все пролеты вокруг него уже были взорваны, а он, как видели в бинокли офицеры, потеряв помощников, продолжал сам минировать ферму. Каким-то внутренним чутьем Артёменко почувствовал в той спокойной смертельной работе своего опытного подчинённого уверенность, и ему показалось, что тот принял важное для себя решение. Но какое?.. Вот он исчез в нише быка…
И тут же раздался взрыв: пролёт окутала туча дыма и огня, затем он одним концом рухнул в 12-метровую глубину Дона. Осматривая это обрушение, Артёменко увидел на воде, среди раскосов конструкции, живых людей. Это были сапёры, которые не смогли отступить по мосту, подорвав свои пролёты и укрывшиеся от взрывов в нишах, а теперь пытавшиеся вплавь добраться к своим. Майор скомандовал спустить лодку и подобрать их.
Противники, поражённые потерей и этого стратегического моста, в шоке рассматривали с высокого берега его изуродованные останки. За это время вынырнувшая из-за обрушенных пролётов лодка подобрала на середине реки минёров. Немцы лишь тогда очнулись и открыли по ней миномётный обстрел. Но она успела укрыться за конструкции и благополучно достигла берега. Среди спасённых оказался и Кузовков. Все они были контужены.
Потеряв 11 минёров, сапёры долго стояли на берегу, прощаясь с друзьями и глядя на изуродованные взрывами фермы, которые ещё двадцать две минуты тому назад были элементами красавца моста. Каждый понимал ужас своей работы, но иначе поступить было нельзя. На противоположном берегу гитлеровцы, осознав провал штурма, стали разворачивать танки и артиллерию и отходить в сторону разъезда Рычковского.
Тем временем полковник Иван Сологуб докладывал по телефону командующему фронтом Василию Гордову, что мост взорван, путь врагу к Сталинграду преграждён, а лично он приступает к созданию здесь укрепрайона.
БЕСЦЕННЫЕ ВОСЕМЬ СУТОК
Ценой потери этого моста советское командование получило возможность на восемь дней приостановить наступление противника, заставить его создавать наводные мосты. Этого времени хватило, чтобы подтянуть сибирские резервы, перегруппировать войска и организовать оборону на подступах к городу, срочно превращавшему себя в крепость. Поэтому именно у моста началось разрушение фашистской летней кампании 1942 года «Брауншвейг», расписанной по дням. Только 16 августа вермахт потеснил оборонявшихся, а ещё через неделю — ударным кулаком из шести пехотных и двух танковых дивизий форсировал Дон и под прикрытием авиации вышел к Волге в районе Акатовки и Басаргино. В тех сражениях погиб и полковник Иван Сологуб. Но впереди врага уже встречали подоспевшие советские резервы: началось сражение за город-символ. Спустя полгода фашистов погнали отсюда на запад. И Артеменко суждено было восстанавливать мост за мостом на пути к Курску, Харькову, Корсунь-Шевченковскому, на границе СССР через Прут и даже на подступах к Праге… При этом были поощрения, жёсткие взыскания, а затем — орден Кутузова. Но Рычковский мост и жертвенность своих бойцов он запомнил навсегда и, уходя в вечность, нашёл в себе силы приехать к нему, уже новому, современному, чтобы поклониться остаткам старых быков, сохранённым как память на перешейке правого берега Цимлянского моря, выросшего здесь уже после войны. А ещё полковник Артёменко отыскал в зарослях терновника на берегу Царицы памятную ему могилу, на которую уже кто-то другой через годы положил камень с надписью: «Русский солдат».
Недавно мы по его завещанию положили цветы к обелиску с замшелым камнем в знак благодарности всем, кто погиб в легендарной донской степи, закрыв собой дальние подступы к городу-герою, Волге, вырвав для победы жизненно важные дни и часы.
«Секретные материалы» (Санкт-Петербург), №18 08.09.2003 г.
Авторы: Виктория Надбитова, Анатолий Клёва спецкор «СМ».
Ростов — Волгоград