Дополнено 18.04.2022 г.

Одним из самых ярких примеров существования традиционной народной культуры в современной России является культура донского казачества. Самым популярным видом народного творчества у казаков были и остаются по сегодняшний день песни. Со второй половины XX века проблемы развития казачьей культуры становятся особо актуальными в силу всё возрастающего обращения внимания общества к этому явлению.
Документальные сведения об истории, жизненном укладе и музыкальном фольклоре донских казаков впервые появляются во второй половине XVIII века. Не учёные-историки и не учёные-фольклористы первыми стали освещать жизнь казаков в своих работах, а военные и гражданские чиновники оказались в этом деле первопроходцами.
Комендант крепости Дмитрия Ростовского, по профессии инженер-строитель, А. И. Ригельман (1720–1782 гг.) собрал значительный материал по истории и этнографии казачества. Свои впечатления он отразил в книге «История или повествование о донских казаках». Сведения, изложенные в книге, содержат описание жизни казаков до 1775 года.
В 1818 году опальным есаулом, участником войны против наполеоновской Франции Е. Н. Кательниковым (около 1775–1855 гг.) были написаны «Исторические сведения Войска Донского Курмоярской станице», но данный труд был издан Областным Войска Донского Статистическим Комитетом только во второй половине XIX века.
В 1821 году по поручению Комитета об устройстве войска Донского чиновник для особых поручений при войсковом атамане А. К. Денисове В. Д. Сухоруков (1794–1841 гг.) начал заниматься историей донского казачества. В результате исследований были написаны две работы: «О внутреннем состоянии донских казаков в конце XVI столетия» и «Рыцарская жизнь казаков в XVII и XVIII столетиях».
Публикация первых записей песенного донского фольклора начинается в первой четверти XIX века. Историк В. Д. Сухоруков в 1824 году в альманахе «Русская Старина» на 1825 год, издаваемом А. Корниловичем, размещает статью «Общежитие Донских казаков в XVII и XVIII столетиях». Статья включала в себя пять казачьих песен в гармонизации Кольбе и явилась одним из первых письменных источников, запечатлевших примеры текстов песенного донского фольклора.
Также в ряду первых текстов песенного донского фольклора, напечатанных в России, явилась опубликованная в 1875 году в «Донских областных ведомостях» 51 уникальная запись песен из составленного приходским учителем станицы Семикаракорской, коллежским регистратором Василием Пантелеевичем Секретёвым сборника казачьих песен. Тексты песен для сборника записывались им под диктовку жителей станицы Семикаракорской в течение значительного периода. Далее В. П. Секретёв собранный материал разбил на четыре отдела: «Песни исторические», «Песни военно-бытовые», «Песни семейно-бытовые» и «Разные песни». Готовый сборник Донских песен был отправлен в Статистический комитет Области Войска Донского, который в это время собирал материал для планировавшегося к выпуску «Донского этнографического сборника и словаря».
Позднее выдающийся фольклорист, этнограф и музыковед A. M. Листопадов в своих «Автобиографических заметках» критиковал сборники А. М. Савельева и А. И. Пивоварова, написанных по аналогии сборнику Донских песен В. П. Секретёва: «… записи, даже самые лучшие – Савельева и Пивоварова, не удовлетворяют тем основным требованиям, которые я поставил себе с самого начала: дать песню, а не давать один текст без напева или напев без текста. Притом текст давать записанным не в отрыве от напева, а в подтекстовке, полностью сопутствующей всем изгибам напева, с сохранением всех особенностей казачьей речи – лексических, синтаксических, морфологических, в полевых же записях даже фонетических».
И всё же столь серьёзная критика признанного авторитета фольклористики и этнографии нисколько не умаляет того огромного значения первых работ собирателей-энтузиастов казачьей песни, с изданий которых и начал свой путь к всемирной популярности широко известный сегодня и всеми любимый Донской песенный фольклор.
Далее я предлагаю ознакомиться с самими оригиналами одних из первых изданий текстов песенного донского фольклора и с моей (С.С.А.) расшифровкой этих текстов.
Дополнительно, ниже записей песен Семикаракорской станицы, я опубликовал также и оригинальный материал Василия Пантелеевича Секретёва об 11-ти детских играх в станице Семикаракорской из «Донских областных ведомостей» того же 1875 года. 

С. А. Секретёв

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 80:

ДОНСКИЕ ПЕСНИ

из сборника Василия Константиновича Секретёва(*)

(*) Ошибка наборщиков текста. Верный текст: "из сборника Василия 
   Пантелеевича Секретёва". (Примеч. С.С.А.)

Внешняя физиономия Донского края, благодаря многим реформам последнего времени, постепенно изменяется, но старые порядки внутренней жизни, старые привычки, традиционные понятия о Донском казачестве, тем не менее, упорно стоят за себя. Интересно наблюдать это приспособление старого оригинального донского быта к новым порядкам: при поверхностном наблюдении станичной жизни увидишь, что Тихий Дон всколыхнулся, пробудился от прежней однообразной, привычной жизни: везде больше хозяйственной суеты и тревог, везде толки о последних реформах, сравнение их с покойною стариною. Из всего этого ясно одно: новою жизнью станичник по необходимости вызван к усиленному труду и самодеятельности, благие результаты чего не подлежат сомнению, как там не ворчит казак на своё настоящее переходное житьё-бытьё.
Под влиянием новых порядков жизни изменятся и понятия донцов, мало по малу забудется вся славная старина, а забыть её бесследно, не собравши её, не воскресивши – значит отнестись неблагодарно к жизни предков, прославивших родной край. Но пока ещё не ушло время восстановить донскую старину, она ещё хранится в быту, в преданиях и песнях станичников. Было бы у нас искреннее патриотическое желание, а составление Донского этнографического сборника и словаря, как живого памятника прошлому и зеркало настоящего быта, вполне возможно и легко. В печати есть уже готовые материалы (как сборник песен А. М. Савельева и другое); но многое ещё можно собрать, как это доказывает печатаемый сборник. Вся надежда тут на приходских учителей, для которых этнографический материал – под рукой, стоит только внимательно присмотреться, прислушаться к окружающему. В этом отношении заслуживает глубокого уважения почтенный Василий Пантелеевич Секретёв , Семикаракорский приходской учитель, представивший в статистический комитет превосходный сборник Донских песен, записанных в упомянутой станице. Полюбил же человек бескорыстно вообще интересный этнографический труд, который так освежительно, конечно, наполнял его досужные часы, разнообразя монотонную и не лёгкую учительскую работу….  Можно надеяться, что и другие почтенные наши труженники, народные учителя, внесут свою посильную лепту в затеянный этнографический сборник, пришлют в статистический комитет этнографический материал по разосланной с год тому назад программе (*).
Считаем при этом не лишним напомнить, что составление сборника этнографического – дело совершенно бескорыстное: при будущем его издании получат вознаграждение все представившие новый материал по напечатанной программе, а отнюдь не один только его редактор-составитель. Следовательно, помимо патриотического и чисто научного побуждения есть и другое для собирания этнографического материала. Кроме того, присылаемый материал будет предварительно печататься в Областных Ведомостях, за что собиратели будут получать приличный гонорар.Сборник В. П. Секретёва заключает в себе,  помимо неоригинальных былин, переделанных малорусских песен, некоторых тёмных или мелких безсодержательных пьес, пятьдесят шесть превосходных характеристичных песен исторических, военнобытовых и семейнобытовых; эти то песни и печатаются ниже.
Перечитывая и делая оглавление песням, пришлось остановиться над некоторыми историческими, содержание которых сомнительно; над заглавием таких поставлен вопросительный знак. Помещаемые ниже замечания к песням не имеют характера полного разъяснения этого дорогого этнографического материала, отчасти потому, что он говорит сам за себя, не нуждается в пояснениях, а больше потому, что было бы странно делать категорические обобщения о прошлом и современном быте народа по ограниченному материалу. Эти замечания, случайные, отрывочные, указывают только некоторые точки зрения, с которых должно рассматривать донской этнографический материал, и содержать набожные соображения исторические и бытовые, соприкасающиеся с содержанием песен.

(*) Программа Донского этнографического сборника и словаря. 22 июня 1874 г.

М. Калмыков.

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ

ПЕСНИ ИСТОРИЧЕСКИЕ

                                    1.
Просьба казаков к Царю Иоанну Грозному.

Как ни сизы-то орлы клычут,
Они истушки(*) хотят;
Как ни серые-то гуси кигечут,
Полететь они хотят;
Как восплачут наши казаченьки
Пред царём – отцом стоючи.
Ему во ясны очи глядючи:
«Ты, батюшка наш, белый Государь!
Как и ты-то много господ жалуешь,
А мы, Донские казаки, просим тронечки(**).
Пожалуй ты нас, православный Царь,
Тихим нашим Доном речушкой!

(*) Исть – есть (кушать). (Примеч. С.С.А.)1

(**) Троньки – немного. (Примеч. С.С.А.)2

 

                                    2.
          Битва Ермака с Турками на море.

Как у нас было на тихом Дону, да на том на Ивановиче.
Живут-ли, слывут люди вольные, они вольные, казаки Донские.
Как поставили казаки, они, крепостцу,
Как и крепостцу, они, новую,
По углам её стоят башенки…..
Как на тех было башенках,
Да и сверху на маковках
Караулы поставлены, часовые расставлены….
Не за долгим помешкавши, пищаль турка ударила,
Через два часа мешкавши, ещё одна прогрянула,
Через три часа мешкавши, с караула казак бежит,
Он бежит спотыкается, говорит захлибается:
«Ох ты батюшка, ты Донской атаманушка,
Ермак, сын Тимофеевич,
Как у нас было на море
Ни черным зачернелося, ни белым забелелося:
Зачернелися на море все турецкие корабли,
Забелелися на море все брезентные парусы.»
Как и тут-то возговорит Ермак, сын Тимофеевич:
«Ох вы братцы, казаченьки,
Садитеся в лёгкие лодочки,
Берите вы бабаечки еловые,
Догоняйте вы корабли турецкие,
Вы снимайте с турок головы забритые, злато серебро,
Забирайте же вы невольничков,
Провожайте их на святую Русь.»

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 81:

                                    3.
                               Разин.

«Не шуми, ты шумка(*), во поле, зелёной дуброве,
Не мешай-же ты мне младцу думу думати».
– «Мне нельзя шумке не шумети:
Среди зелёной дубровушке армеюшка долго стояла,
Да и всю зелёную травку муравку притоптала;
Да и все корешочки засушила.
Не алы-то цветы в поле расцветали,
Не ясен-то сокол по крутым горам летал,
То Сенька Разин по армеюшке, шельма, разъезжал,
Себе, что нелучшего казака, шельму, разбойничка, выбирал:
«Кто-бы во синем море достал жёлтого песочку,
Да чисто начисто вычистил мой вострый булатик;
Снял бы с него чёрную ржавчинку,
Да навострил-бы его востро навостро,
Да и вскрыл бы мою белу грудочку,
Да посмотрел-бы в моё ретиво сердце:
От чего оно больно болит, без огня горит,
Без огня-то оно сгорело и без полымя всё изотлело?
От того-то оно сгорело, что мне завтра
Пред белым царём ответ надо держать;
Да и чем-же ты мне православный царь препожалуешь?»
– «Препожалую я тебе, шельма, разбойничик,
Что ни лучшими хоромами высокими,
Что ни теми-ли столбами с перекладинкой.»

(*) Шумиха – вид степной травы. (Примеч. С.С.А.)3

 

                                   4.
            Разин на Каспийском море.

Взойди, ты красное солнышко,
Над горою взойди, над высокою,
Над зелёною над дубровою;
Обогрей, ты, добрых молодцов,
Славных плотничков, церковничков.
Строили они церковь – Знаменья,
Церковь Знаменья, восьми-главую.
На верху стоит крест серебряный,
На кресту сидит вольная пташечка,
Вольная пташечка, вор кукушечка;
Высоко сидит, далеко глядит,
Далеко глядит на сине море.
Как по морюшку, морю синему, по Каспийскому,
Плывут там два кораблика,
Третий лодочка – плоскодоночка;
Хорошо она, лодка, изукрашена,
Лёгкими бабаечками поувешана.
На корме сидит Михаил (?) с веслом,
На носу стоит офицер с ружьём;
Середи лодки стоит золота казна,
На казне сидит красна девица;
Она плачет, как река льётся,
Возрыдает, как волна бьётся.
Офицерик девку уговаривает:
«Не плачь, девушка, не плачь красная!»
– «Как же мне девушке не плакать,
Я 15-ти лет во разбой пошла,
Погубила я ножом парня белого,
Парня белого своего брата родного»…..

                                    5.
                     Казаки и Пётр 1-й.

Ты не пой, не пой, младой мой соловьюшик, в моём зелёном саду;
Взвесели ты молодца при горе-кручинушке.
Как и я то-ли тебя младцу соловьюшку вперёд пригожуся;
Сделаю я тебе, соловьюшку, клеточку новую, золотую;
Насыплю я тебе кормочку бело-яровенькой пшенички,
Разведу я тебе пойлица, да и той медовой сытицы(*)…….
– Ох не мила, не мила мне младцу соловьюшку
Твоя клеточка новая, а насесточка в ней, шельма, золотая,
Не сладко мне, соловьюшку твоё питьё медовое;
Мне мила младому соловьюшку своя волюшка,
Как полечу-ли я соловьюшик во чистое поле,
Совью я себе гнёздышко из зелёной муравки,
Сяду я соловьюшик да на гибку веточку;
Наклююсь я бело ярого песочку,
А напьюсь я ключевой водицы.»
– «Полети-же ты, млад соловьюшик ко синю морю,
Посмотри ты, соловьюшик, на пристанку корабельную,
Как и где это наш православный царь убирается?…..
Садится наш православный царь на новый корабличек к рулечку,
А его думчии сенаторушки на бабаечки,
Отправляется православный царь в чужую сторонушку»…..

(*) Сыта – вода с сахаром. (Примеч. С.С.А.)4

 

                                    6.
        Семилетняя война и Елизавета.

Ни одна-то белая лебёдушка в море выплывала,
Со своими со белыми лебедями;
Ни одна-же наша матушка гулять выезжала,
Со своими было со любимыми со князьями;
На перёд-то едет разъезжает Воронцов князь.
– «Милосердная наша матушка царица!
Где-же прикажешь ты нашим полкам становиться?»
– «Станьте, вы мои детушки, на Пруской границе,
Содержите вы детки Прускую границу».

                                    7.
                         Краснощёков.

Ты Россия, ты Россия,
Ты Российская земля!
Много нужды приняла,
Много крови пролила,
Как за то тебя наша Царица
Много жаловала.
Краснощёкова она казака
Генералом назвала;
В купеческо платье убрала,
К Пруцу в гости послала.
Пруской король его не узнал,
За купчика признавал,
За дубовый стол сажал,
Чару мёду подносил,
Его милость он просил:
Выпей чару выпей всю,
Расскажи мне правду всю;
Я всех дворян ваших знаю
Одного я не спознаю,
Краснощёкого удалого казака,
Кто-бы про него мне рассказал,
Злата серебра тому-бы я много дал.»
У короля была дочь Арина,
Ему она, шельма, речи говорила:
– «На что злато серебро терять
Его и так можно узнать:
Он и ростом не велик,
На лицо бел-круглолик!»
Краснощёков догадался
За чёрну шляпу он хватался,
На крылечко выступал,
Громким голосом кричал:
«Эй, вы слуги, мои слуги,
Вы Донские казаки!
Вы подите, приведите
Маво доброго коня!»….
Краснощёков был так смел,
На коня он вдруг взлетел,
Чёрну шляпу приподнял,
«Прощай», королю сказал,
«Ты, пруской король, ворона,
Не умел ты ясного сокола поймать,
Краснощёкова в руках своих судержать.»

                                    8.
                  Наполеон и Платов.

Из за-гор-то было, из за-крутых гор,
Как ни две тучушки, ни две грозные они выкаталися,
Как ни две-то-ли было армеюшки они соезжалися;
Сы под тех-то было тучушек громушки прогрянули,
Бонопартовы большие зарядушки, они, приударили.
Генерал Платов по своей армеюшке резко конём бегает…
Во руке-то правой он саблей размахивал,
А ещё больше того, генералушка, речью сказывал:
«Вы стойте верные казаченьки, стойте не убойтеся,
Бонопартовых больших зарядушков вы не устрашитеся;
Как и крикнем мы, гикнем зычным голосом,
Попужаем мы бонопартовых солдатушек, напролом пойдём,
Как его-то ли, шельму, Бонопартушку, во полон возьмём;
Как за ту-то ли нашу службу верную
Государь нас будет любить, жаловать».

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 82:

                                   9.
                           Наполеон.

Француз с армией валит,
Генералам говорит:
«Господа, вы генералы,
Войско русское я с вами
Пойду потопчу ногами,
Кременну Москву возьму,
Золоты кресты сниму»….
А наш Платов генерал
Против нево не смолчал,
На ответ ему сказал:
«Не взять тебе, басурманин,
Кременну нашу Москву,
Не снять тебе, басурманин,
Золоты с церквей кресты»….
Вот на горке на горе
Едет Платов на коне,
По колено конь в крове;
Конь копытом землю бьёт,
С под копыт руда(*) идёт.
Войску Платов говорит:
«Вы, ребята, поглядите
Вот француз, шельма, лежит,
(текст не разборчив).

(*) кровь

                                   10.
                        Пожар Москвы.

Ой, ты хозяин, мой хозяин, свому дому господин!
У тебя-то, мой хозяин, хлеба соли много на столе;
У тебя-то, мой хозяин, гости честные сидят,
Гости честные сидят, речь хорошую они говорят;
Всё про батюшку про Петра, про матушку кременну Москву,
От чего это кременна Москва загоралася она и сперва?
Загоралася кременна Москва от больших славных господ,
От того-то-ли было от боярина, от Гагарина купца.
У боярина у Гагарина девка ключница была;
Выходила она, выносила золоты, девка, ключи,
Отмыкала девка отворяла потайные все пороховые погреба,
Обронила эта девчёночка воску ярого свечу,
От того-то-ли было наша кременна Москва загорелась она сперва.

                                   11.
               Александр I и Наполеон.

Уж горы мои, горы крутые,
Из под вас бегут реки быстрые,
Пронеслися с Дону вести новые,
Как идут-то к нам полки казачии,
На перёд едет много князей, бояр,
А вперёд-то их едет Александра-царь,
Обнажил свой меч на плече несёт;
Он журит, бранит короля французского:
«Ты зачем зашёл не в свою землю,
Ты завёл с собой много армии,
Ты побил, порубил моих 500 рядовых солдат,
А с ними, ты шельма, убил мово старшего майорушку»…

                                   12.
              Платов и орлы-казаки.

Как журил-то бранил православный царь своего повелителя:
«Почему-же ты не привёл сюда мои полки донские, любимые?»
Не успел наш православный царь слово вымолвить,
Как бежат по правую сторону полки донские;
На перёд-то летит Платов генералушка,
Обнаживши саблю острую, он командует;
Он кричит-то, гичит своим громким голосом:
«Как, вы други, мои слуги, вы донские казаки!
Послужите верой правдой царю белому»….
Закричали, загичали казаки, на удар пошли;
Они бились и рубились день до вечера,
Осеннюю тёмную ноченьку до белой зари.

                                   13.
            Кавказ, Бакланов и Шамиль.

Уж ты поле моё, поле чистое!
Мы когда тебя поле пройдём,
Все бугры твои дороженьки,
Все места твои прекрасные?
Круты горы перевалилися,
Сунжу речку переправилися,
Мы сойдёмся с неприятелем,
Как и с той ордой неверною,
С гололобыми чеченцами…..
На чеченский было праздничек,
Как на самую на середу
Злы чеченцы напивалися,
Своему Шамилю выхвалялися:
«Мы Рассеюшку наскрость пройдём,
А Бакланова во полон возьмём.»
Тут Бакланов речи гуторит:
«Не убойтесь, вы ребятушки, мои храбрые казачушки,
Послужите верой правдою государю императору»,
Тут казаки вооружалися, они билися и рубилися со белой зари и до вечера,
Тут чеченцы испужалися, Сунжу речку переправились,
В круты горы разбежалися.

                                  14.
                     Воронцов и Пассек.

Как хвалился похвалился князь наш Воронцов,
Будто хотел штурмом горы взять.
Штурмом горы мы все проходили,
Разнесли врагам поклон,
Всем чеченцам по поклону
И Шамилю под …..
Из-за-гор было ворот индейских,
Шамиль с войском выходил,
Востро шашки на нас навострил,
Навостривши востро шашки,
Воронцова к себе в гости ждал.
Воронцов князь идёт сы отрядом,
С генералом было Пассеком;
Генерал наш храбрый Пассек
На перёд кричит «ура»!
Как и тут то уязвила чеченская пуля
Во белую грудь его…..
Как сы этого удара Пассек на сыру землю упал;
Он, упавши-то, валялся, а сам речи говорил:
«Ой, вы братцы, мои братцы, вы донские казаки!
Чечню бейте не робейте: с вами Бог и Воронцов;
Тело моё не покинте на чеченской стороне».

                                   15.
                         Баклановцы.

Из-за-гор было, высоких лесов,
Идёт сотня казаков молодцов;
Впереди их командир молодой;
Ведёт в дело казаков за собой.
«Со мной, братцы, не робей, не робей!
Поспешайте на завалы поскорей!»
На завалах мы стояли как стена,
Пуля сыпалась как густая пчела;
Трудно было от Куринской высоты….
Вспомним братцы, как громили Ташкачи!
Ох, вы братцы, казаки молодцы!
Шашку в зубы, в воду по-пояс скачи!
Наш походный атаман генерал,
Браво, нам Баклановцам сказал!

                                   16.
                       Донской генерал.

Как хвалится наш донской генералушка:
Есть у меня на тихом Дону слуги верные,
Слуги верные, все донские казачки;
Как имеют они у себя по конику, по седельному.
Как седлайте, вы своих коничков, и не мешкайте,
Бегите-ка, вы во чисто поле, распроотведайте:
Из чего-то наша армеюшка дюже растревожилась.
Не сизые-то орлы во поле солеталися,
Казаки други в круг соезжалися,
Как и тут-то злые турки татаровья на них напущалися.

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 84:

                                    17.
                       Татарский плен (1).

Проезжали по Тихому Дону два татарина,
Два татарина, они басурманина;
Во полон взяли красную девушку,
Красную девушку, они Пелагеюшку,
А ещё взяли стару старушонку;
Повели они их ко свому двору,
Как и стали их дуванити(*):
Доставалася сестра брату,
А тёща доставалася своему зятю.
Брат сестру узнал и на Русь пустил,
А зять тёщу ко двору повёл,
И заставил её три дела делать:
Ручушками кудельку прясть,
Глазушками гусей стеречь,
А ножечками дитя качать,
«Баю, баюшки, дитя милое!
По батюшке, ты татарчёнок,
А по матушке родной внучёк мой.»…
Услыхала это татарочка,
Сы Россеюшки полоняночка…..
«Родимоя моя матушка!
Бери же ты золоты ключи,
Отмыкай же ты дубовые сундуки,
Бери казну несметную,
Иди-же ты в святую Русь.
К своим детям, ты, родненьким,
К моим братцам утробненьким;
А я млада остануся во татарской сторонушке…..
И мне младой, как Бог судить со малыми со детками.»

(*) Дуванить – делить добычу. (Примеч. С.С.А.)5

                                    18.
                       Татарский плен (2).

Как пошла красная дувушка в лес по ягоды;
Как все-то красные девушки ягод понарвалися,
А одна-то красная девушка ягод не нарвалася;
Не нарвалася красная девушка, она (нет части текста)
Заболела у красной девушки буйная головушка,
Как и тут-то красная девушка слёзно плакала:
«Как и где-то я девушка ночьку ночевать буду?
Заночую я красная девушка под сырым дубом,
Под сырым дубом, под кудрявчатым.»
Как и тут-то наезжали на девушку три татарина,
Три татарина, они три басурманина,
Как и первый-то говорит красной девице: я тебя конём стопчу,
А другой говорит на девушку – я тебя копьём сколю,
Как и третий говорит красной девице: я тебя во полон возьму:
«Садись ты, красная девушка, на мово добра коня,
Как поедем мы с тобой во зелёные луга.» …
Как и стали они красную девушку пытать, спрашивати:
«Скажи-ка ты, красная девушка, чьего роду племени?»
– «Как и я-ли красная девушка роду не простецкого,
Государь мой родной батьшка боярин был,
Государыня моя родная матушка была боярыня;
Как и я-ли красная девушка роду не простого, боярского»…..

                                    19.
                       Татарский плен (3).

Во лугах зелёных
Девушки гуляли,
Цветочки срывали,
Веночки свивали,
На головки клали,
Себя украшали……
Домой припоздали,
В кустах ночевали…..
Злы татары там гуляли,
В лугах разъезжали;
Их собаки набежали,
Душу Машу испужали;
Все девчата убежали,
А Машеньку оставляли;
Её татары увидали
И во кустиках поймали,
Коню к хвосту привязали,
Тело бело растерзали.

                                   20.
                Поступок донца с турком.

Из-за гор было, из-за крутых гор,
Из-за лесу было, лесу тёмного,
Выходил, выезжал молодой турчин,
Молодой турчин, басурманин он;
Он шумел, кричал своим зычным голосом:
«Как и нет-ли у нас с Дону охотничка, того поединьшичка?»,.
………………………………………………………………………………………………………………..

                                    21.
               Донские пленники в Турции.

Как по Дунаю, Дунаю,
По тихому по Дунаю,
Там плывут-то выплывают
Черноморских три стружечка;
Как и первый-то стружечек
На перёд он выплывает,
Ровно сокол вылетает.
На стружке людей немножко;
Только семеро рабочих,
Да восьмой-то воду носит,
Да девятый кашу варит,
А десятый, сам хозяин,
По стружку ходит гуляет
Невольничков взвеселяет:
«Невольники мои молодые,
Казаки други Донские!
Вы гребите не робейте,
Своей силы не жалейте,
Бобаечек не сушите,
Хозяина не крушите,
Вот вам придет перемена,
Со белым царём размена.»

                                    22.
                         Казак храбрец.

Воздалече то было, воздалеченьки, пролегала степь дороженька;
Да ни кто по той дороженьке не хаживал;
Как и шёл там прошёл с тиха Дона малолеточек;
Обнимала того малолеточка да тёмная ноченька…
«Как и где-то я млодец ночку ночевать буду?
Ночевать я буду во чистом поле на сырой земле;
Как и чем-то я добрый молодец приоденуся?
Приоденуся я младец своей тонкой бурочкой,
В голова-то положу с под седла подушечку»….
Наезжали на младца три татарина басурманина;
Как один-то сказал: я его ружьём убью,
А другой-то сказал: я его копьём сколю,
Как и третий-то сказал: я его живьём возьму.
Как и тут-то-ли душа добрый конь полакается(*),
От того-то ли младой малолеточек пробуждается,
На злых басурманинов младец напускается;
Одного-то он с ружья убил,
Другого, шельму, басурманина, он копьём сколол,
Как и третьего татарина он в полон взял.

(*) Лаковаться – ласкаться. (Примеч. С.С.А.)6

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 85:

ОТДЕЛ ВТОРОЙ

ПЕСНИ ВОЕННО-БЫТОВЫЕ

                                    23.
            Смерть донского полковника.

На заре было на утренней,
На восходе солнца красного,
Собирались там полки казачии во единый круг;
Во кругу-то стоит душа добрый конь,
На коню-то сидит млад донской полковничик,
Он не убит сидит, а крепко раненый:
Ретиво его сердце наскрость прострелено,
А права его рука прочь отрублена,
Как и левая нога наскрость проколота;
Он сам-то плачет как река льётся…..
Во левой его руке знамя царское, распущенное;
Во слезах-то он речь возговорил, со белым светом прощаяся:
«Прощай белый свет, прощай тихий Дон!
Вы простите казаки, други-товарищи!
Кому Бог судит притить на тихий Дон,
Поклонитеся моему батюшке, Александру Григорьевичу,
Моей матушке, Прасковье Васильевне,
Милым моим детушкам мир благословение,
Молодой моей жене Алёне Гавриловне любовь моя до вздыхания;
Да скажите ей, что у ней теперь своя волюшка:
Хочет за муж идёт, а не хочет удовой сидит.»

                                    24.
              Смерть донского офицера.

Уж ты поле моё, поле!
Ничего ты, поле, не породило;
Породило ты один част ракитов куст;
Под кустом-то лежит тело белое,
Не простецкое, оно офицерское;
В головах-то стоит его душа добрый конь,
На груди-то лежит крест Егорьевский….
«Ты мой конь, конь товарищ мой!
Ты беги-ка конь к моим отцу матери,
Да скажи им конь, что не надо мне молодой жены:
Что женила меня пуля быстрая, свинчатная,
Обручила меня сабля острая.

                                    25.
                       Смерть казака.

Ты долина, ты долина широка!
На долине там берёза высока,
Под берёзой там могила глубока;
А в могиле там гробница дубова,
А в гробнице молодой казак лежит,
Перед ним-то душа добрый конь стоит,
Бьёт копыто по сырой матке земле,
Он всё будит, пробуждает хозяина своего:
«Ты встань, ты встань хозяин мой молодой,
Да ты ласковый, приветливый такой!
Как бывало-то много сена и овса,
А теперь нет былинки ни стебла.»
Как возговорил хозяин молодой:
«Оторви-ка ты шелковы повода,
Ты беги-ка конь возелёные луга,
Не шляхами, не дорогами, а узкими стёжками,
Прибегай ты, конь, ко широкому двору,
Бей ты, конь, копытом по земле;
Коли выйдет молодка молода,
Ты не сказывай ни худа, ни добра,
А коль выйдет старая старушечка,
Это матушка родимая моя;
Ты скажи ей, что сын твой жениться захотел;
Взял за себя сыру землю,
А в приданое зелёные луга;
Во постель клал шашку острую свою,
В возголовьица – булатное копьё.»

                                    26.
     Смерть доброго молодца на чужбине.

Горы мои, горы Забалканские!
Нечего вы, горы, не породили;
Породили вы, горы, один бел-горюч камень;
Из под камушка бежит речка быстрая,
Она быстрая, круто бережистая,
А на бережку ростет част ракитов куст;
На кусточку-то сидит млад сизой орёл,
Во когтях-то держит чёрна ворона;
Он клевать-то не клюёт, а распрашивает:
«Где ты чёрный ворон, летал, где пролётывал?»
«Летать-то я летал по дикой степи,
Видать-то я видал чудо чудное,
Тело белое молодецкое;
Как клюют-то тело чёрные воронья
Они не так клюют, как когтями рвут.
Прилетели к телу три ластушки;
Три ластушки, три сизые косатушки;
Первая ластушка – его родимая матушка,
Другая ластушка – его сестрица родимая,
Как и третья ластушка – его молода жена.
Где мать плакала там река текла,
Где сестрица плакала там три колодезя узрезь стоят;
Где жена молода плакала
На том месте чуть роса канула.»

                                    27.
                Смерть казака на Кубани.

Как за речушкою, быстрым Тереком,
Там ходил-то гулял душа добрый молодец;
Он водил-то за собою своего добра коня, друга верного;
Как опосля того приумаялся,
Привязал он своего доброго коня ко приколику….
С острой сабельки он огонюшик крисал,
Шелковую траву рвал на огонюшик клал,
Со своими ранами он, младец, разговаривал:
Ох вы раны мои, вы кровавые!
Тяжёлым тяжело вы мне к сердцу пришли,
Да меня младца вы во гроб увели,
Как и мне-то младцу умирать не хочется.
Умирал младец, он коню приказывал:
«Ах, ты конь мой, конь товарищ мой,
Вырывай-же ты прикол тот дубовенький,
Обрывай-же ты чумбур(*) тот шелковенький,
Ты беги-ка, беги да на тихий Дон,
Да на тихий Дон, на широкий двор;
Как и выйдет к тебе навстречу, старый старичёк;
Как старой-то старичёк – мой родимый батьшка,
А как старая-то старушка – моя матушка;
А как алая-то розочка – моя молода жена,
Молодые-то опупочки(**) – мои милые деточки….
Как и станут-то они тебя пытать спрашивать:
Ох, ты конь, где хозяин твой?
Мой хозяин молодой он женился на другой,
Оженила молодца чуже дальня сторона, закубанская,
Приукрыла молодца степь широкая, всё чеченская.

(*) Чумбур – поводок лошади (Примеч. С.С.А.)7

(**) Опупок – завязь плодов. (Примеч. С.С.А.)8

                                    28.
                          Казак и конь.

Воздалече было, воздалеченько,
Пролегала там дорога, она не широкая,
Длининою та дороженька конца краю нет;
Как никто по той дороженьке не хаживал;
Как один-то раз выбегает по ней душа добрый конь,
Черкесское седелечко на боку несёт,
Полужёные стремянушки по копытцам бьют,
Тесьменное уздечушко на правом ухе,
Щелковые поводья ноги путают;
А за ним-то бежит млад донской казак;
Воскричит-то он, возопит своим громким голосом:
«Ты постой, погоди душа добрый конь!
Могуты моей нет итить пешему,
Истомили меня добра молодца раны кровавые,
Разломило мои могучи плечи ружьецо турецкое,
Подожди ты меня лошадь верная!
Довези ты меня да на тихий Дон,
К отцу, матери, молодой жене, малым детушкам!
Как отец-то и мать, молодая жена будут холить тебя, приговаривать:
Да спасибо тебе, лошадь верная,
Что ты вывез нам нашего болезного.»

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 86:

                                    29.
             Два брата казака служивые.

Да во поле-то братцы, во чистом поле,
Как ни два-то-ли орла вместе солеталися;
Да ни два-то-ли братца, два родимые, они соезжалися,
Не доехавши фуражечки поснимали, они здоровалися;
Уж ты, брат мой, утробный брат!
Да и где-же мы с тобой ночку ночевать будем?
Среди пути дороженьки братцы становилися,
Пораскинувши свои тёплые бурочки, они спать ложилися;
Своими рученьками обнималися, во сахарные уста целовалися,
Почуяло их ретиво сердце, что они больше уже не свидятся.

                                    30.
                       Поход на Кавказ.

Полно нам, ребятушки, тужить, горевать;
Пора нам, ребятушки, кы конечкам привыкать;
Кы коню, кы седлу, кы булатному копью!
Забудем мы, братцы, отца, мать и жену,
Вспомним мы, братцы, всё военное:
С отцом, матерью, женой нам год годовать,
Как и с шашкой, да ружьём на часах нам стоять.
Будут у нас, братцы, крупа и мука, аржаные сухари,
С круп мы каши наварим,
С муки хлебов напекём,
Ходя наедимся, стоя выспимся;
Скинемся по денежке, купим водочки;
Выпьем мы по чарочке похмелимся, выпьем по другой разгуляемся,
Выпьем мы по третьей во поход скоро пойдём,
Пойдём мы, братцы, под горы кавказские,
Как под те аулы под чеченские;
Крикнем мы гикнем, все аулы разобьём,
Черкесов в полон наберём, да на тихий Дон пойдём.

 

ОТДЕЛ ТРЕТИЙ

ПЕСНИ СЕМЕЙНО-БЫТОВЫЕ

                                    31.

Мимо садиду(*), мимо зелёного
Случилося тут-то было ехати,
Случилось тут-то было слышати,
Нежного женского голоса,
Как свёкор-то журит, бринит,
Свою большую невестушку:
«Что, невестушка, ходишь невесёлая,
Невесёлая, ты, неразубранная?»
– «Как же мне ходить разубраной:
Все полки донские посменилися домой идут,
А моего друга милого коня ведут!»
– «Не журись, не плачь, моя невестушка,
По своём муже, по моём сыне;
Я пойду сам во отчётушки(**),
Выправлюся хорошехонько,
И тогда сами знать будем»….
Как и тут-то невестка взвеселилася….

(*) Сад – огород вне приусадебного участка (Примеч. С.С.А.)9

(**) Так станичники недавно ещё называли станицу, в которой находилось 
     Окружное Дежурство.

 

                                   32.
                       Проводы мужа.

Как всю ночь я млада не спала,
По новым по сенюшкам похаживала,
На правой-то на рученьке соколёночка пронашивала;
На белой-то зореньке я крепко, бабёночка, приуснула,
Со правой-то рученьки соколёночка упустила,
Упушшомши соколёночка, – не поймаешь,
Провожомши во дальнюю службу, – друга не воротишь,
Хоть воротишь, – свому горю, не пособишь,
Уж я выйду-ли, бабёночка, на дорожку,
На тую-то-ли дороженьку боевую,
Я голосом закричу, может миленький услышит,
Он услышит, оглянется, платочичком замахает,
От того-то мне, бабёночке, легче станет….

                                   33.
    Казачий поход и прощание с родиной.

Как на славном-то было на круглом озере,
Плавали там гусюшки серые:
Поплававши, гуси серые, они скагаталися,
Скагатавшися, гуси серые, они встрепенулися,
Встрепенувшися, гуси серые, они высоко поднялися…
А один-то гусак оставается, свою серую гусочку дожидается,
Как все-то полки казачии с Дону повыходили,
А один-то казачёк оставнется,
Оставается казачёк с отцом матерью.
«Ты прости, прощай, батюшка с матушкой!
Ты прости, прощай, молода жена, с малыми детками!
Ты прости, прощай, славный тихий Дон!
Ты прости, прощай, Господний храм!
Не увидать нам теперь родных своих,
Не бывать-то нам на тихом Дону,
Не слыхать-то нам звона колокольного»…

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 88:

                                   34.
                   Ревнивый любовник.

Как я нонеча добрый молодец всею ночь не спал,
Всё ходил гулял, всё пригуливал ко девичьему новому терему,
Ко тому-то было ко крылечку, ко точёному,
Ко тому-то было ко окошечку, окошку крашеному;
Я стуку-то, стуку во окошечко золотым перстнём:
«Ой, да ты дома-ли раздушенюшка, да ты красная девушка?
Как и что у тебя у красной девушки с вечера огонь горел?
Как и кто у тебя у красной девушки за столом сидел?
Перед кем-же ты красная девушка так-то слёзно плакала?»..
— «Что огонь-то горел у меня красной девушки, то я дело делала;
За столом-то сидел у меня у красной девушки родимый батюшка мой.
Как журил-то бранил меня родной батюшка за худы дела;
Перед ним-то-ли я краснадевушка так-то слёзно плакала.»
«Ой, да ты лжёшь красная девушка, лжёшь ты облыгаешься!
Что огонь-то горел у тебя у красной девушки, то у тебя сваты были,
За столом-то сидел у тебя у красной девушки твой новый полюбовничик,
Перед ним-же ты красная девушка так-то слёзно плакала…»
Как и тут-то младец возвёл свою руку правую,
Да ударил-же добрый молодец красну девушку в щёку левую(*).

(*) Песню эту я записал от слова до слова, как она передаётся ещё некоторыми 
пожилыми людьми нашей станицы: хотя она и помещена в Сборник донских песен г-на 
Савельева 1866 г., но там недостаёт интересного окончания оной, именно последней 
выходки доброго молодца с красной девицей: "да ударил-же добрый молодец красну 
девицу в щёку левую", а это-то самое и есть характеристическая черта казачества 
в делах полюбовных. Казак не вытерпит, чтобы чемнибудь не отомстить своей 
зазнобушке изменившей ему. Много есть примеров подтверждающих это. Один я слышал 
от родной бабушки своей, которого она была свидетельницей. Одна девица, 
родственница ей, была просватана родителями за немилого, помимо её желания выдти 
за того кого она любила, и кто в ней также души не чаял и желал жениться на ней. 
Невеста поплакала, поплакала и совершенно отдалась на волю родителей, которые 
угрожали в случае её несогласия изувечить её. Невеста покорилась... Прежний 
любовник разсержанный её нерешимостью отказаться от немилого, задумал обезчестить 
её, отомстить ей, и как же? В то время, когда жених и невеста введены были в 
церковь и уже начался обряд венчания, ревнивец осторожно пробрался к 
обручающейся чете и мгновенно острым ножом отрезал косу у невесты... Сваха, 
как оберегательница молодых, хотя и ударила всею силою руки наотмашь, 
посягнувшего на честь невесты, но дело уже было поздно, месть совершилась. 
Но плохо-же пришлось и ревнивцу: он за волосы вытащен был поезжанами из церкви 
и тут-же с общего совета, с своего суда избит был до полусмерти. Тем дело и 
кончилось. 
(В.П. Секретёв)

                                   35.
                      Убийство жены.

Как Роман свою жену топил,
Тело резал, во реку кидал;
Как жена у мужа просилася,
Она просилася и молилася:
«Не топи меня, мой друг, поздно свечера,
Утопи меня на белой заре,
Не услышат-ли дети малые,
Не узнают-ли люди добрые.»…
Как раным рано на белой заре
Вставала их дочь Аннушка,
Душа Аннушка Романовна:
– «Государь ты наш, родной батюшка!
Где-же наша родимая матушка?»
– «Ваша матушка пошла во зелён сад гулять,
По калину, по малину, чёрную ягоду смородину.»
Как кидалася, бросалася дочь Аннушка,
Дочь Аннушка Романовна во зелённый сад:
По калину, по малину, по чёрную ягоду смородину….
– «государь ты наш родный батюшка!
Нету нашей родимой матушки в зеленом саду,
Под калиной, под малиной, под чёрной ягодой смородиной:
Наша матушка верно во быстрой реке,
Под ярышком, под крутеньким,
На песочке на жёлтеньком,
С белым камушком на глоточке».

                                   36.
                         Муж тиран.

Мой миленький едет с поля,
Привязал он коня за подворье,
А сам зашёл ко мне раздушечке в гости;
Помолился правою рукою,
Поклонился буйной головою:
«Ты здорово, моё тело бело!
От чего ты на личико бледна?
Или я тебя по личику ударил?»
– «Ударил разсукин сын варвар,
Ударил здоровьица сбавил;
Я умру, я жива не буду;
Вырой ты мне яму глубокую,
А гробницу сделай дубовую;
Убей её чёрною тафтою,
А по краюшкам алою тесьмою.
Положи меня в саду зелёном,
Посади над могилой червонну калину,
Я буду вставати по саду ходити,
По саду ходити, калину ломати.
Калину ломати, своих деток забавляти.
«Вы не плачте мои деточки милые,
Отец построит вам хоромы большие,
Польет скобки к дверям золотые,
Сделает вам грубу(*) зелёную,
Да возьмёт вам мачеху молодую!»
– «Погорите вы хоромы большие;
Растопитесь скобки золотые,
Развалися груба зелёная,
Ты помри мачеха молодая!
А встань ты наша матушка родная!»

(*) Груба – печь с лежанкой (Примеч. С.С.А.)10

                                   37.
                     Убийство мужа (1).

Как жена мужа взненавидела,
Повела во зелён сад да зарезала,
Да на яблонке и повесила.
Пришла домой да задумалась,
Карии свои очушки зарюмила(*);
Ой горе мне было с таким мужем жить,
А ещё горше, как и такова нет!
Пойду-ка я во зелён сад, возьму мужа назад.
Сидит мой муж задумался,
Сладеньких яблочек накушался,
Голосистых пташек наслушался.
Мой милый пойдём домой!
Будем жить с тобой!

(*) Зарюмить – заплакать (Примеч. С.С.А.)11

                                   38.
                     Убийство мужа (2).

Как жена мужа приутешила,
Вострым ножичком зарезала;
Как на востром ножу сердце встрепенулося,
А жена, шельма, усмехнулася,
Отнесла его в холодный погреб и кинула,
Дубовою доской его задвинула,
Белым камушком приставила,
Жёлтым песочком присыпала;
А сама, шельма, пошла во высок терем,
Во высок терем гулять, тоску горе разогнать.
Села-то она под хрустальным окошечком;
Прилетают к ней два голубя,
Два его братца, было родимые,
Стали они у ней, шельме, пытать спрашивать:
– «Ты скажи наша невестушка голубушка,
Где наш братец, родный, хозяин твой дорогой?»
– «Ваш братец поехал на охотушку,
Взял свою винтовочку, забрал своих злых хортов(*).»
Как и врёшь ты, баба, облыгаешься!
Добрый его конь стоит во конюшеньке,
А винтовочка его висит на стеночке,
Злы хорты его под порошком лежат»…

(*) Хорт (Хъртъ) – борзая охотничья собака (Примеч. С.С.А.)12

                                   39.
                            Пьяница.

Ох, ты хмель, ты мой хмель,
Весёлая голова!
А кто с хмелем поведётся,
Да тот будет человек.
Во кабак идёт детинушка,
Как маков цвет цветёт,
С кабака идёт детинушка,
Как мать родила,
В одной тоненькой рубашечке,
И то ростапаешь(*),
Как увидела жена
С высокого терема
Кидалася, бросалася,
Отворяла ворота.
«Иди, пьяница, домой,
Пропил, промотал
Всё житьё-бытьё моё;
Все житочки, все пожиточки!
Не своё житьё, моё житьё;
Житьё батюшкино,
Ишо мамушкино!
Яблонка моя садовая,
Садовая, медовая, наливчатая!
Наливчатая, да рассыпчатая!
Садила я тебя,
Сама тешила себя,
Поливала я тебя,
Надрывала я тебя.
Не для пьяницы я садила,
А садила для того
Кого в саду полюбила,
Для того я поливала
Кого в саду целовала.

(*) без пояса

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 91:

                                   40.
              Вольная любовь девушки (1).

Зародилося сладкое яблочко в зелёном саду,
Заблудилася красная девица во тёмном лесу.
Приходила красна девица ко крутому речки бережку.
Разослала красна девица свой шелковый платочек,
На закусочку она выкладала яблочек пяточек.
Закричала красна девица по ту сторону реки:
– «Перевощик ты мой перевощичик, парень молодой!
Перевези меня красну девицу по ту сторону реки.»
– «Красна девушка, раздушаночка моя!
Перевёз-бы я тебя, да дорог мой перевоз.»
– «Ай, ты мальчик, мальчишачка молодой!
Что хочешь ты, то с меня и бери!»
– «Я хотел-бы тебя красну девушку взять замуж за себя!»
– «Мальчишачка! Теперь воля не моя!…
Я у батеньки у маменьки одна дочка была,
У родимого братца я как роза цвела;
Я не думала тогда, не крушилась ни о чём,
Пришло времечко начала я всем сердцем крушиться по тебе:
С воздыхания мому сердцу тяжело,
С возрыдания моя бела грудь болит.»

                                   41.
              Вольная любовь девушки (2).

Я у батюшки у мамушки
Одна дочька была,
В своей воле росла,
Свою волю я нашла.
Я без пива, без вина
Один часик не была;
Я без рыбки есть не сяду,
Без калачика не ем,
Я без милого не лягу,
Без надёжи не усну;
Молодой хотя уснётся,
Много во сне видится.

                                   42.
              Вольная любовь девушки (3).

Как со лесику красна девица
Коровушек гнала,
К себе молодца звала:
«Ходи, ходи молодец!
Я одна дома,
Мне своя воля,
Иди молодец не боись,
Никого ты не стыдись;
Я встану рано,
За ворота провожу,
Заплачу назад пойду».

                                   43.
                     Бойкая девушка.

На горе-то калина,
Под горою малина…..
Припев: Ну что-же, кому дело, — калина,
                И какое кому дело — малина?…
Там девочка ходила,
Цвет калину ломала.
Припев.
Во пучёчки вязала,
К свому лицу равняла.
Припев.
Моё лице такое, как калина алая.
Сама девка бравая….
Припев.
Сама девка бравая
На молодца глянула.
Припев.
Чёрным глазом моргнула,
Сама ему сказала.
Припев.
«Куда едешь?» — «во поход»
«Возьми меня с собою.
Припев.
Тебе буду слугою,
Как верною женою.
Припев.
Коню сена накошу,
Во ясельки подложу.
Припев.
Постель белу постелю,
И подушку положу.
Припев.
Сама с тобой спать лягу;
Милым дружком назову!»
Припев.

                                   44.
                      Вольная любовь.

Свети, свети светел месяц,
По улице вдоль,
Во крайний во двор;
Там моя сударушка
Под окном сидит,
Речи говорит,
Помешкать(*) велит.
«Помешкай мой миленький,
Помешкай дружок!
Зайди на часок!
Я голову глажу,
Я косу плету,
Я прежнему милому
Отказываю;
Мой прежний милой
Дверей не нашёл,
Заплакал пошёл.»

(*) Мешкати – выжидать, медлить (Примеч. С.С.А.)13

                                   45.
                     Волконский и жена.

Середи было рынку, середи ярманку,
Прибесчестил князь Волхонский красну девушку:
«От чего ты, красна девушка, на лице бледна,
От чего ты, красна девка, в поясу тонка?
Иль ты тужишь, горюешь по моему сыну,
По моему сыну княженецкому?»
– «Как и что тебе, князь, до моей судьбы?
Ты гляди, смотри, князь, за своей женой, –
Как твоя-то-ли жена живёт с Ванькой ключником.»
– «Ты скажи, девчёнка, всю правду, всю истину;
Или ты сама видела, или от людей слышала?»
– «От людей я, девка, не слышала, своими очами я видела,
Как Ванюшка с княгинею прохлаждалися, целовалися.»
Как и тут-то князь Волхонский призадумался;
Повесил буйную головушку ниже могучих плечь,
А белые-то ручушки – ниже пояса.
Он потупил ясны очушки во сыру землю.
Закричит-же наш Волхонский князь громким голосом:
Уж, вы, слуги мои, верные!
Вы пойдите приведите Ваньку ключника.
Вы берите лопаточки железные, да копайте две ямки глубокие,
Становите в них столбочки дубовые с перекладинкой;
Вешате поцепочки(*) шелковы на колечка позлачёные…
Да несите, шельму, Ваньку ключника и вешайте.
Как и тут воскричал наш Ванька ключник:
«Ой, вы други мои, вы Донские казаки!
Вы постойте погодите не вешайте!
Заиграю я вам песню новую,
Про младую княгиню свою полюбовницу:
Как и тут-то братцы, было попито, поедено,
Как и тут-то Донские казаки было полёжано»…
Ванька-ключник на релюшках(**) качается,
А княгиня-то избитая во тюрме, шельма, валяется.

(*) Поцепки – верёвка на которой люлька подвешена к потолку (Примеч. С.С.А.)14

(**) Рели – качели (Примеч. С.С.А.)15

 

ОТДЕЛ ЧЕТВЁРТЫЙ

РАЗНЫЕ ПЕСНИ

                                   46.
                     Колыбельная песня.

Турки бабу во полон взяли.
Заставили детей качать,
Сами турки пошли гулять,
Полоняночку оставили.
Полоняночка уйтить хочет,
Уйтить хочет на тихий Дон,
На тихий Дон – ко себе домой:
Положила дитя под воротики,
Да повешала ключи на воротики,
Ветер веет – ключи звенят,
Солнце греет – дитя кричит….

                                   47.
                     Хороводная песня.

Да на горе, горушке,
Да на полугорушке,
На всей на девичьей красоте
Растёт кипарис дерево;
На том кипарисе дереве
Висит золотая колыбель:
Поцепочки шёлковые,
Крючки позолочённые,
Колечко серебряное;
Во той колыбели золотой
Лежит добрый молодец,
По имени молодца зовут
(имя и отчество в честь кого играют песню).
Вокруг его няньки сидят.
Вы нянюшки, нянюшки мои!
Качайте повыше меня,
Чтобы видел я сударушку свою,
Сударушку (например «Настюшку») свою,
(«Настасью Михайловну»).
Она ходит во зелёном саду,
Она щиплет зелёный виноград,
Да мечети к (например «Кузе») на кровать.
Никто ей ответа не отдаёт,
Отдал ей ответ («Кузя») молодой:
«Гуляй моя гулюшка.
Гуляй не загуливайся,
Играй не заигрывайся,
Тебе больше надобно:
Да свёкру ковёр вышивать,
Свекрухе наборы(*) набирать,
Деверю добра коня седлать,
Золовке русую косу плесть,
Милому платочек вышивать,
Милому да то («Кузюшке»),
(«Казьме Пантелеевичу»).

(*) Набор – вид вышивки (Примеч. С.С.А.)16

 

                                 48.
Ой молодость, молодость,
Девичья красота!
Я не чаяла, молодость,
Измыкати тебя!
Измыкала молодость(*)
Чужа дальня сторона,
Отец мать не свои,
А чужие-то люди
Неразгадливые.
Они поздно спать кладут,
Рано взбуживают.
Я у батюшки у матушки
Одна дочка была,
У родимого братца возлюбленного
Я без чаю, без вина
Один часик не была;
 Я без рыбушки не сяду,
Без калачика не съем,
Я без милого не лягу,
Без надёжи не усну,
Хотя младой и уснётся,
Милый во сне видится,
Будто мой милый надёжа
Вдоль по улице прошёл,
Он свисточком просвистал,
Услыхала голосок,
Размахнула положёк,
Двери растворила,
С пятки вывернула,
В глаза выругала:
«Ты подумайка, бессовестный,
За что тебя люблю?
Я за то тебя люблю,
Что хорошь душа пригож!
На одну ноженьку не гож;
На босу ногу сапог,
Сы полуночи итить готов
Кы сударушке своей,
Кы разлучнице моей;
Разлучила она меня
Сы милым дружком гулять.
Всю волюшку унесла
Нагуляться не дала.»

(*) Молодость мыкати – проводить молодость в скитаниях, невзгодах 
    (Примеч. С.С.А.)17

 

«Донские областные ведомости» 1875 г. № 92:

                                   49.
                    Старинная былевая.

Старики-то мои стародавние!
Как и кто-бы из вас служил царю белому,
Как и кто-бы из вас сказал про Суру реку?
Как Сура-то река бежит из под камушка….
Как на камушке сидела сестра с братом,
Как сестра-то брату словечко промолвила:
«Ляж-ко ты, братец, ко мне у коленушки,
Поищу я утебя у головушки»
Как и лёг-то братец к сестре у коленушки,
Приуснул-то он своим распрекрепким сном….
Вынимает сестра с ножен саблю острую,
И снимает она с братца буйную головушку,
Положила она буйную головушку под тот бел-горючь камень.

                                 50.
Где ты, мой друг, убираешься,
Убираешься, снаряжаешься?»
– «Я поеду гулять молодец
По зелёным лугам, по муравчатым»…
Захватили младца жары жаркие, всё петровские,
Лютые морозы, всё крещенские,
Глубокие снежочки, всё рождественские,
Захватила-то младца во чистом поле,
Во чистом поле, по близь города.
Как во городе все воротики позатворены,
Все немецкими замками позамкнутыя,
А над ними-то караульные казачушки порасставлены,
Караульные казачушки они крепко спят.
Как кричал молодец громким голосом – не докликался,
Соловьём свистал, – даром свист пропал,
Часовые-то казачушки не пробудились.
Услыхала его красная девица, дочь отецкая, княженецкая;
Надевала она сапожачки на босы ножачки,
Кунью шубачку – нараспашечьку,
Брала в руки красна девица золоты ключи,
Отмыкала замочки немецкие, отворяла ворота железные,
Она брала младца за белы руки,
Повела его красна девица во высок терем,
Посадила младца за дубовый стол, за скатерти за шелковые,
За яствица за сахарные – за пойлица разнопьяные.
Она брала золотой поднос во праву руку,
Наливала она зелена вина, зелья лютого,
Подносила красна девица добру молодцу,
А подносила, всё приказывала:
«Когда любишь меня, то ты всю выпьешь,
А как я тебя люблю рассказать нельзя.»
– «Я люблю тебя красну девушку раздушаночку,
Но боюсь тебя, как змею лютую;
Ты сведёшь меня с света белого,
Как свела ты маво братца родного,
Что того-ли было сына королевича.»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

                                 51.
Сколько я, добрый молодец, пешь ни хаживал,
И на добром моём коне ни езживал,
Но диковинки такой, как раз видел я, не видывал.
Наехал я на диковинку – на сыр крепкий дуб;
Как во этого сыра дуба кореньица все булатные,
На сыру дубу шкорочка железная,
Цветочки во сыра дуба все хрустальные,
А на веточках листушки коровайного золота,
Цвет и жёлуди на сыру дубу они все алмазные,
На сыру дубу свито гнёздышко соколиное,
А под ним-то стойлицо кониное.
Как ни душечка, душа добрый конь
С ясным соколом он заспаривал
Ни о сто рублёв, ни об тысячу,
А заспорили они о свои буйные головушки,
Кто скорей будет у местечка у урочного,
У того-ли было колодезя у студёного.
Как коню бежать по сырой земле,
Ясну соколу лететь по над небесью.
Прибегает душа добрый конь прежде сокола,
Он травы хватил, да воды испил и у стойла стал,
Прилетает ясен сокол опосля коня,
Падает он коню во резвы ноги:
«Ты прости, уваж душа добрый конь моей глупости:
Соколиные мои крылушки залётные,
Глазушки у меня сокола завидущие,
Налетел я на стадо лебединое
И убил во той стадушке бела лебедя,
Да за тем – за сем я соколик призамешкался.
Будь-же мне, душа добрый конь, мне набольший брат.»

---

 

ДЕТСКИЕ ИГРЫ
В Семикаракорской станице

(Сообщ. В. Секретёв(*)

1. Коршун.
Из толпы детей человек, в 20-ти и более избираются трое: матка, коршун, и красная девица; остальные носят название детей. Игра начинается тем, что за матку цепляется красная девица, а за неё дети — один за другим, цепляясь сзади за пояс или просто за платье своего товарища так, что из играющих составляется длинная вереница, имея во главе матку.
Коршун тут же садится на землю и, взявши палочку, роет ямку; мать с детьми ходит вокруг него и спрашивает: 

«Коршун, коршун, что делаешь?»
— Не слышу.
«Ну, завали тебе вовсе» — желает ему матка.

И так до трёх раз на вопрос — что делаешь? — коршун отвечает — «не слышу»! В четвёртый раз на тот же вопрос он отвечает:

— Ямочку копаю.
«На что тебе ямочка?»
— Копеечку ищу.
«На что тебе копеечка?»
— Иголочку купить.
«На что тебе иголочка?»
— Сумочку шить.
«На что тебе сумочка?»
— Соль сыпать.
«На что тебе соль?»
— Щи солить.
«На что тебе щи?»
— Твоим детям глаза заливать.
«За что, про что?»
— За то, что они у меня на займе всю капусту поели, потоптали, пощипали!
«Это может твои дети?»
— Нет! Мои деточки ангеляточки, они меня слушают, воровать не ходят, а твои чертята, разбойники! У меня вот какия стены и то твои пострелы ко мне лазят

(при этом, коршун как можно выше подкидывает землю вверх),

— А у тебя вот какия

(подкидывает землю низко)

— И то мои не лазят.
«Брешешь коршун!» 

кричат все — и матка и детки:

«Твои то разбойники лазят. Кши! Кши! Сапятник(**).»

Коршун вскакивает и, подражая летанию настоящего коршуна, размахивает руками.

«Куда ты, коршун?» — спрашивает мать.
— Полечу я на море икры искать, а твоими чертятами прилечу закусывать!
«Род твой не дождёт, сапятник!»

Коршун делает несколько кругов, как бы летая, и бежит куда нибуть в сторону. Красная девица кричит:

«Полетел коршун за море, за море!»
«Ну детки» — наставляет мать — «Соснём немного, покуда прилетит коршун, а там смотрите держитесь за меня, чтоб не отбил, проклятый! Ты, красная девица, смотри не спи, скажи как будет лететь коршун.»

Коршун, отбежавши на значительное расстояние, садится и показывает вид будто ест икру, подносит руки ко рту. После этого вскакивает и бежит к матке с детьми с криком: 

— Икра хороша, а гусятина лучше ея!

Красная девица предостеригает матку:

«Коршун летит!»

Матка, как бы просыпаясь, кидается на встречу коршуну, а дети, уцепившись один за другого, крепко держатся за неё; коршун же старается забежать в сторону и отбить детей; матка кидается на него и бьёт, а он матку. После этого коршуну удаётся таки, один по одному, отбить всех детей, которых он отводит в особо очерченный  на земле круг; остаётся за маткой только красная девица. После этого коршун берёт палку и, держа её за собою, подходит к матке, которая его спрашивает:

«Коршун, коршун, что за тобой?»
— Помялица(***).
«А за мною красная девица«,

говорит матка и поворачивает её к нему задом; коршун бьёт девицу палкой;

«Твоя, твоя!»

кричит девица и коршун, переставая бить её, отходит к деткам в круг. Матка между тем, как бы горюя и не зная где ея дети, идёт розыскивать их то в ту, то в другую сторону, со словами:

«Где вы мои детки? Тега, тега!» 
— «Ке-ге, ке-ге!»

отвечают дети. Мать их находит, но вот беда они замкнуты.

«Кто вас замкнул?»
— «Коршун.»
«Где он делся?»
— «Полетел на море икру трескать, а нами прилетит закусывать!»

Вот летит коршун и у него с маткою начинается бой, которая старается отнять у него ключ. Коршун обыкновенно поддаётся, отдаёт ключ; дети отмыкаются, выпускаются на волю; мать спрашивает у них:

«Сыты ли вы?»
— «Нет, матушка, он нас не кормил.»
— Брешете, кормил!

говорит коршун.

— «Да чем ты нас кормил? Змеями, да ящерицами! Трескай их сам!»
«Ах вы, мои болючие!»

соболезнует мать

«Клюйте-же его, клюйте!»

Дети, если догонят, клюют коршуна, как попало, а он отмахивается на все стороны.

«Будет! Довольно!»

кричит мать. Дети перестают клевать и игра кончается.

(*) Ещё в прошлом году мы приглашали многих из приходских учителей
и других лиц собрать местные слова, старинные песни, детские игры, 
свадебные обряды, святочные стихи и игры, а так же сказки, легенды 
и предания, лечебные заговоры и наговоры и проч. Получив от некоторых 
из них желаемый материал, мы будем, от времени до времени помещать 
его на страницах "Донских Ведомостей" как материал для этнографии края.
Ред.

(**) Сап, сапа – вид ядовитых змей
Сапятник - змеелов (хищная птица) 
(Примеч. С.С.А.)18

(***) Помяльце – помело (Примеч. С.С.А.)19

2. Игра в шапки.
Тому, кому выпадает жребий, завязывают глаза, он становится с растопыренными ногами, между которых и бросают играющие с собственной своей головы шапки, стараясь забросить забросить как можно дальше. Когда побросают все шапки, то играющий с завязанными глазами, идёт искать их, и, нашедши одну из брошеных шапок, развязывает глаза и кидает её далеко в сторону. Все в это время бросаются к своим шапкам, берут  и колотят ими того, чья шапка была закинута, покуда он ни прибежит на то место, где началась игра. После этого игра, если согласятся, начинается снова.

 

3. Сороковка.
Игра в сороковку начинается тем, что на земле очерчивается круг, который называется  г о р о д о м;  в город становится тот, кому выпадет жребий — он носит название  с о р о к и,  а остальные становятся толпой саженях в 5 от круга. Стоящий в кругу, выскакивает из него на одной ноге — это правило игры — и с восклицаниями: «Чики! Чики!» старается ударить рукой кого либо из толпы; толпа обступает его, толкает со всех сторон и загоняет опять в круг. Играющий, чтобы скорее выйти из роли сороки, имеет право пригласить к себе другого, следующим образом:

Стоящий в кругу — «Сороковка!»
Стоящие за кругом — «Восмяковка!»
Стоящий в кругу — «Подсучай кулаки!»
Стоящие за кругом — «На чьи боки?»
Стоящий в кругу — «На Ивановы!» (например).

И того ивана в три шеи гонят из своей толпы играющие, покуда тот ни вскочит в круг.
После этого  с т а р а я  и  м о л о д а я  сороки общими силами стараются попасть кого либо из играющих, чтобы заключить в круг вместо себя.

4. Курарепка(*).
Играющие становятся в круг, задом к центру, сцепившись крепко руками друг с другом и, с криком «курраррепка!» круг играющих начинает вертеться обыкновенно в ту сторону, где сильнее играющие; при этом круг изменяет свой вид: или вытягивается, или, разорвавшись, образует длинную прямую или кривую вереницу. Передовой этой вереницы бросается в сторону и, увлекая за собою других, заворачивает опять к линии и подбегает под приподнятые руки товарищей; от этого в конце длинной вереницы образуется живая петля из играющих; передовик опять подбегает под руки других — образуется другая петля и т. д.

При этом редко обходится, чтобы кому не вывихнули пальцев или всей руки, а о разбитых носах, лбах и говорить нечего. Упавший из играющих называется  б е ш е н ы м  т е л к о м;  от него разбегаются все, а он, догоняя, пятнает их ударом руки; все запятнанные становятся  б е ш е н ы м и  т ё л к а м и  и сообщя с первым, с криком «Бу!», кидаются на остальных и перепятнывают их. Тем игра кончается.

(*) Кура – степная трава с ядовитым молоком в стебле
    Курай - перекати поле 
   (Примеч. С.С.А.)20

5. Игра в утку.
Играющие, человек 10 или 15 взрослых девушек и ребят, становятся рядом, сцепившись рука с рукой. Двое из крайних отрываются от вереницы и, представляя  с е л е з н я  и  у т к у,  подбегают под руки стоящих в ряду, то спереди, то сзади их; уходящая, большей частью девушка, представляет  у т к у,  а догоняющий, парень —  с е л е з н я.  Между тем стоящие поют:

Догони, селезень, утку,
Догони, молодой, утку!
Поди, утушка, домой,
Поди, серая, домой!
У тебя семеро детей,
Восьмой селезень,
Девятая утка,
Десятая гуська!

Между какой парою  с е л е з е н ь  догонит утку, та и обязана заменить их, а они становятся на этом месте, и игра продолжается по прежнему.

6. Длинная лоза.
   (Чехарда)
Все играющие, молодые ребята, становятся в одну линию, один за другим, смотря в затылок своему товарищу; каждый нагибает спину, кроме последнего который прыгает через каждаго нагнувшего спину и, забежав наперёд, сам наклоняется; затем прыгают, один за другим, все следующие. В игре этой каждому достанется и прыгать через другихи самому подставлять спину.

7. Игра в редьку.
Играющих детей, лет 7-ми — 8-ми, собирается человек 10 — 12; из них избираются  м а т к а  и  т о р г о в к а,  остальные —  д е т к и  садятся все в ряд; перед ними садится матка. Торговка подходит к матке и говорит:

«Кума, кума продай редьки!»
— Нет ещё редьки, только пашут детки,

отвечает матка.
В это время детки, представляя что пашут, скребут пальцами по земле. Торговка через несколько времени подходит опять к матке с предложением:

«Кума, кума продай редьки!»
— Только сеют детки,

отвечает мать; а дети, подражая сеянию, или лучше насаждению редьки, тыкают пальцами в землю. После этого, тем же порядком, торговка несколько раз подходит к матке с предложением продать редьки, но каждый раз получает отказ. Отказы эти следующие: только ростки пускает, только всходит, завязывается и пр.; дети, между тем, весь процесс роста редьки показывают руками: ростки пускает — растопыря пальцы  рук, приставляют их к земле; всходит — приложа ладони обеих рук к земле, поднимают их к верху и т. д.

— Выросла, купи!

заявляет мать торговке; торговка бросается к самому меньшему дитяти, берёт его и показывает вид, будто вырывает редьку из земли, встряхивает им, будто бы отрясая землю. После этого торговка отводит дитя в назначеное место. После этого торговка идёт  р в а т ь  другую, третью  р е д ь к у  и т. д. до последней. Все детки теперь поступают в распоряжение торговки.

«Ну, меньший, иди теперь зови свою матку ко мне в баню париться!»

Младший идёт с приглашением, но матка отвечает:

— Пусть постарше пришлёт!»

Посылаются все детки один по одному и все получают отказ; наконец идёт сама торговка; на зов её отправляется матка, не забывши взять  р у б а ш к у  — лоскуток какой нибудь. Все дети между тем становятся в два ряда лицом к лицу и каждый из них с противостоящим берётся крепко за руки; на руки их, как на полок в бане, ложится матка; вдруг руки, разделяются и матка падает на землю, а дети начинают её прихлопывать ладонями рук —  п а р и т ь  з о л о т ы м  в е н и к о м.  Этим игра коньчается.

8. Игра в детки.
Для этой игры собираются несколько человек, преимущественно девочек, а иногда и взрослых девиц. Из толпы выделяется какая либо побольше, которая будет представлять  т о р г о в к у,  а все остальные делятся попарно и садятся в круг: старшая в паре — мать, а младшая — дочь. Торговка, подойдя к матери, говорит:

«Кума, кума продай детя».
— Не продажнее.

Торговка идёд дальше с тем же предложением, тут тоже отказ, но она не унывает, а найдёт таки желающую продать, с помощью пинков и толчков. Тут идут условия продажи, вроде следующего:

«Купи, да шить научи, в церковь води, корми, одевай, обувай, в люди не посылай».
— Ну, ну хорошо; на же задаток.

Мать и торговка хлопают рука об руку и бегут вокруг всего круга, стараясь прежде другой прибежать к дитяти. В это время дитя кричит:

— «Старая мать! Старая мать!»

И кто вперёд добежит до дитя, тот становится матерью, а неуспевший — торговкой. Игра продолжается по прежнему, разве только с той разницей, что на мать, продавшую дитя, со всех сторон сыплятся восклицания, перемешанные со смехом:

— «Прогуляла дитя, пьяница! Пропойница! Прогуляла, да чужих добываешь! Возьми у меня котёнка…» и прочее.

9. Дергач(*).
Игра эта совершается на току, где молотят хлеб. В праздничное время целая толпа молодых парней и девок собирается к какому нибудь балагану на ток и там, между прочим, затевается иногда игра такая.
К колу, который врывается в центре каждого тока, привязывается бичева срединою, а к концам её привязывают двух играющих с завязанными глазами. Один из них представляет  д е р г а ч а (птицу), а другой —  о х о т н и к а.  В руки играющего  роль дергача даётся палка с вырезанными на ней зубцами (вроде рубля, которым катают бельё) и небольшая скалочка, которую играющий, водя по зубцам, подражает крику дергача. В руки же охотника даётся кнут или жгут(**). Охотник, прислушиваясь к крику дергача, изловчается ударить его кнутом. Промахи охотника, неловкие движения дергача, всё это вызывает неумолкаемый хохот и остроты со стороны зрителей. Случается, что охотник так ловко бьёт дергача, что тот падает.

(*) Дергач – луговая птица Rallus crex, коростель (Примеч. С.С.А.)21
(**) Жгутованье – «При игре в жмурки играющие дают о себе знать „жгутованьем",
    т. е. бьют жгутами свитыми из платков» (Примеч. С.С.А.)22

 

10. Игра в бандуру.
Самый сильный коновод играющих обыкновенно начинает так:

«Ребята по местам! В бандуру играть!»

Все садятся в ряд, где нибудь на заваленке или просто на голую землю и пристально смотрят на своего вожака. Он начинает приговор:

«Пошёл бандура(*) спать на палать, приказал всем молчать.»

С последним словом все надувают щёки и стараются, как можно дольше сдержать дыхание. На первого, кто переведёт дух, кидаются все и, колотя его по спине кулаками, приговаривают:

Чертоган, таган, таган,
Донским казакам,
Малолеточкам!
Что попили, что поели,
То подайте-ка сюда, сюда, сюда!

Если играющие согласны, игра опять начинается с того же.

(*) Бандура – дурень, глупец, олух (Примеч. С.С.А.)23

11. Шагардай(*).
Несколько человек (ребятишек лет 10-12) делятся на две равные партии. Все играющие одной партии становятся один за другим, в затылок, лицом к плетню, или вообще к стене какой; ближний к стене упирается в неё лбом и руками; туловище своё наклоняет так, что оно становится паралельно к земле; другой, принимая точно такое же положение тела, упирается в него, за другого берётся третий и т. д. Остальная партия, как только устроится первая, разбегаясь издалека один за другим, вскакивают верхом на спины стоящих у плетня, и когда вся партия усядется, то начинает причитанье на распев:

Шагардай — дай — дай,
Шагардайский конь!
Побежал в Москву
Подтесать доску
На соломенку.
С конь долой!

С последним словом все вскакивают со спин своих товарищей. Партия, не выдержавшая тяжести сидящих, должна опять исполнить ту же обязанность, а если выдерживает, то роли их обмениваются. Обыкновенно игра эта кончается слезами многих участвующих в ней, а нередко и дракой.

(*) Чегарда [чигарда, шагарда] – чехарда (Примеч. С.С.А.)24

---

¹ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 201.

² Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 532.

³ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 597.

⁴ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 522.

⁵ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 142.

⁶ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 257.

⁷ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 584.

⁸ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 339.

⁹ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 468.

¹⁰ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 119.

¹¹ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 179.

¹² Словарь древнѦго славѦнскаго Ѧзыка / Ф. Миклошич, А. Х. Востоков, Я. И. Бередников, I.С. Кочетов. С.-Петербургъ. 1899. С. 911.

¹³ Словарь русского языка XI — XVII вв. / В. П. Филин, Г. А. Богатова. Москва. Выпуск 9. 1982. С. 141.

¹⁴ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 413.

¹⁵ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 458.

¹⁶ Словарь русского языка XI — XVII вв. / В. П. Филин, Г. А. Богатова. Выпуск 10. Москва. 1983. С. 21.

¹⁷ Словарь русского языка XI — XVII вв. / В. П. Филин, Г. А. Богатова. Выпуск 9. Москва. 1982. С. 329.

¹⁸ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 471.

¹⁹ Словарь русских народных говоров / Ф. П. Сороколетов. Выпуск 29. Санкт-Петербург. 1995. С. 239.

²⁰ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 251.

²¹ Толковый словарь живого великорусского языка. Часть 1-я / В. И. Даль. Москва. 1863. С. 381.

²² Словарь русских народных говоров / Ф. П. Сороколетов. Выпуск 9. Ленинград. 1972. С. 93.

²³ Словарь русских народных говоров / Ф. П. Сороколетов. Выпуск 2. Ленинград. 1966. С. 93.

²⁴ Большой толковый словарь донского казачества / В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003. С. 571.

---

Источники:

Донския областныя вѣдомости. Часть неоффицiальная. 1875. №№ 11, 14, 19, 80-82, 84-86, 88, 91-92. Новочеркаскъ.

Русские фольклористы. Биобиблиографический словарь. Пробный выпуск. Т. Г. Иванова, А. Л. Топорков. Москва. 2010 г.

Русская историческая библiографiя за 1865 — 1876 включительно. В. И. Межовъ. Томъ 4. Томъ 8. Санкт-Петербургъ. 1884 г.

Памятная книжка Области Войска Донскаго. На 1877 годъ. С. Номикосов. Новочеркаскъ. 1876 г.

Исторический фольклор в культуре донского казачества. Дисертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. О. В. Капля. Волгоград. 2011 г.

Влияние модернизационных процессов на повседневную жизнь казачьего населения юга России во второй половине XIX — начале XX вв. Дисертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Н. Б. Акоева. Майкоп. 2012 г.

Евлампий Никифорович Кательников — историк Донского казачества. Н.А. Мининков. Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2011 г. №3. Ростов на Дону.

Толковый словарь живого великорусского языка. Часть 1-я. В. И. Даль. Москва. 1863.

Большой толковый словарь донского казачества. В. И. Дегтярев, Р. И. Кудряшова. Москва. 2003 г.

Словарь русского языка XI — XVII вв. В. П. Филин, Г. А. Богатова. Выпуски: 9, 10. Москва. 1983 г. 

Словарь древнѦго славѦнскаго Ѧзыка. Ф. Миклошич, А. Х. Востоков, Я. И. Бередников, I. С. Кочетов. С.-Петербургъ. 1899 г.

Словарь русских народных говоров. Ф. П. Сороколетов. Выпуск 2. Ленинград. 1966 г.

Словарь русских народных говоров. Ф. П. Сороколетов. Выпуск 29. Санкт-Петербург. 1991 г.

© Секретёв Сергей Александрович. 2022 г.